Природа не поскупилась, когда создавала принцессу Матильду; возможно, в том причина, почему она все делает с таким размахом. Я слышала, что в шестнадцатилетнем возрасте ее считали настолько хорошенькой, что прочили в жены кронпринцу Рудольфу Австрийскому. Рудольф специально приехал в Дрезден, чтобы взглянуть на нее, но, видимо, понял, что девушка, обладающая beaute de jeunesse[29]
, вскоре превратится в роскошную рубенсовскую женщину, и решил поискать другую, более изящную, невесту. Моя золовка – женщина своеобразная. Мы с ней никогда не ладили, и она даже не притворялась терпимой по отношению ко мне. Она начисто лишена женственности, но любит, чтобы ее считали esprit fort[30]. Она считает, будто значительно превосходит остальных интеллектуальными достижениями. Совершенно не умея одеваться, она наивно полагает, будто ее туалеты – le dernier cri du chic[31]. Помню, на протяжении многих лет ее любимым нарядом для посещения театра было шелковое платье малинового цвета, расшитое крошечными зелеными цветочками. Волосы она приказывала укладывать в оригинальную прическу, которая всегда находилась в противоречии с ее тиарой. Зато цвет лица в точности гармонировал с малиновым платьем. Матильда пунктуально рассчитывала время для своего одевания: к придворному балу ее полагалось наряжать за двенадцать минут и три четверти, к семейному ужину – за пять минут и три четверти. Ее горничным не позволялось тратить ни секунды дольше на ее туалет.В то время, когда я жила в Дрездене, Матильда выбирала себе платья самым странным образом. Ей приносили образчики материй, которые она по очереди подносила к свету и неизменно отдавала предпочтение самым прозрачным. Ее шляпки обычно закрывали и голову, и уши, а ее амазонка напоминала разноцветное покрывало библейского Иосифа из-за того, что постоянно подвергалась воздействию стихий. Матильда любила верховую езду, но лошадь для нее следовало подбирать очень тщательно, чтобы та не рухнула под ее весом. Матильда – весьма благочестивая принцесса; она всегда принимает участие в различных церковных праздниках и процессиях. Хорошо помню, как во время праздника Тела и Крови Христовых она шла по церковному проходу. Этикет требовал в таких случаях платья с декольте и длинным шлейфом, который нес паж. По приказу Матильды платье сильно укоротили спереди, чтобы она не спотыкалась при ходьбе. В крупных руках, затянутых в перчатки, она сжимала громадную восковую свечу, которая повсюду капала воском.
Одно из ее увлечений – пчеловодство. Как-то раз принцесса Матильда вышла к весьма высокопоставленным гостям в короткой юбке, с сеткой на голове и в толстых шерстяных перчатках. Когда приехали наши друзья, Матильда была всецело погружена в свои занятия; она сразу же принялась подробно рассказывать гостям о пчелах и муравьях. Когда же Матильда призналась, что самое большое в жизни удовольствие испытывает, когда рассматривает муравья в увеличительное стекло, все невольно прыснули, представив себе огромную принцессу и крошечного муравья.
Помню, когда я приехала в Дрезден, Матильда часто танцевала, но, поскольку она нетвердо держалась на ногах, часто поскальзывалась на паркетном полу, а иногда даже падала с грохотом, который был слышен во всем зале. Кроме того, она каталась на коньках, но выглядела так нелепо, что король приказал ей не показываться в таком виде на публике. Для нее специально заливали водой часть парка, где она без помех занималась зимними видами спорта. Матильда на лыжах – зрелище незабываемое!
Она притворяется, будто относится к мужчинам совершенно равнодушно. Бывало, она говаривала: «Мне все равно, стар мужчина или молод, уродлив или красив».
Два года назад она посетила Варалло неподалеку от Новары, где в то время жила я. Мы не встретились, так как я на несколько дней уезжала во Флоренцию, но мне рассказывали о том, какое неизгладимое первое впечатление она произвела: весьма корпулентная дама восседала на очень маленьком ослике. Ее сопровождали фрейлина и камергер. Сначала ее приняли за американку; едва она приехала, как приказала своему камергеру идти к управляющему и постараться узнать обо мне все, что можно, – ее заранее предупредили, что я остановилась в том отеле. Управляющий объяснил ее посланцу, что я уехала. Такой ответ, судя по всему, привел камергера в ярость. Он поднялся наверх и осмотрел часть моих сундуков, которые стояли в коридоре. И даже пытался подкупить горничную, чтобы та впустила его в мои апартаменты. Его постыдное поведение я могу объяснить лишь тем, что он получил соответствующий приказ от Матильды – подобное любопытство вполне в ее духе.
На следующее утро спящих постояльцев в несусветно ранний час разбудили громкие крики Матильды, которая требовала воды для ванны. Ей принесли множество кувшинов с горячей и холодной водой, а также доставили самую большую сидячую ванну, какая имелась в отеле; но Матильда живет по принципу «после меня хоть потоп». На то, чтобы вытереть пол, ушло полдня.