В семь утра Матильда уехала, чтобы совершить паломничество к гробнице Богоматери Варалльской, а вернувшись в отель, принялась скандалить из-за недоданной ей мелочи.
– Я никуда отсюда не уеду без моих сорока сантимов! – злобно кричала она.
Впрочем, спустя какое-то время Матильда успокоилась и отправилась дальше, оставив три франка чаевых, которые следовало разделить между всеми слугами.
Принц Иоганн-Георг, средний брат моего мужа, очень любит науку. Он читает с утра до ночи, и его чтение состоит главным образом из жизнеописаний давно умерших римских пап. Новых знакомых он всегда спрашивает, владеют ли они сведениями о жизни такого-то папы, и бывает очень разочарован, если визави проявляют невежество в данном вопросе.
Сложен он примерно так же, как Матильда, и иногда нетвердо стоит на ногах, к ужасу его партнерш, которые удостаиваются чести танцевать с ним. Как и подобает ученому, который занимается историей папства, Иоганн-Георг глубоко религиозен. Кроме того, ему с детства внушали преувеличенное представление о его значимости. Он эгоистичен и черств, но даже с ним мне оказалось легче ладить, чем с Матильдой.
Его первой женой была Изабелла Вюртембергская, а второй – Мария-Иммаколата Бурбон-Сицилийская, дочь моего троюродного брата принца Альфонса Бурбон-Сицилийского, графа Казерта. Ее сестра вышла замуж за моего брата, эрцгерцога Петера. Обе они милые, приятные женщины, миротворицы во всех смыслах слова.
Принц Макс Саксонский, мой второй деверь, унаследовал от отца большую долю фанатизма. И тем не менее он человек по-настоящему добрый и набожный; все свое время и все деньги посвящает вере.
Помню, однажды, находясь во Фрайбурге, он заболел и вынужден был вернуться в Дрезден, чтобы не умереть с голоду, потому что все свое имущество он раздал беднякам. Встречать его отправили Матильду. Поскольку отец подозревал, что принц выглядит непрезентабельно, его попросили выйти из поезда в нескольких станциях от Дрездена. Возвратившийся в лоно семьи Макс вид имел поистине ужасный. Давно не стриженные волосы и ногти производили отвратительное впечатление; грязная сутана была покрыта пятнами; из туфель торчали пальцы. В самом деле, трудно найти человека, который выглядел бы так не похоже на принца или священника. Ужаснувшись, я спросила, где его багаж.
– У меня его нет, – ответил он, – есть только зубная щетка, а после того, как почищу зубы, я ею же причесываюсь!
Такой была королевская семья, в которую я попала после замужества. С самого начала мы испытывали взаимную неприязнь. Я резко отличалась от новых родственников, как человек, обладающий художественным вкусом и оригинальностью, который появился в заурядной семье среднего класса. Я забыла, что оригинальность и воображение считаются непростительными грехами. Теперь мне ясно: с их точки зрения, я была смутьянкой, поскольку не оправдала ожиданий и не довольствовалась лишь своим статусом принцессы, забыв о том, что я женщина. Любое проявление независимости с моей стороны наталкивалось на недоверие и гнев; думаю, все мои родственники, за исключением Фридриха-Августа, могли бы повторить то, что сказал мой свекор в один из первых дней: «C’est malheureux que tu sois venue dans notre famille, parceque tu ne seras jamais une des notres»[32]
.Глава 8
Первая зима в Дрездене показалась мне довольно мрачной, потому что солнце я видела редко. И я совсем не жалела, когда в январе мы поехали в Берлин с визитом к императору Вильгельму. По этикету представляться императору положено в шелковом платье, поэтому я поехала в Берлин в очередном «парадном наряде», сшитом по указаниям моей матери. К наряду вдобавок прилагался отвратительный ток. Перед отъездом из Дрездена меня долго донимали наставлениями о том, как следует себя вести при встрече с кайзером. Меня особо просили ни в коем случае не выскакивать из вагона слишком поспешно. Если я понравлюсь императору, он меня поцелует, но я не должна целовать его в ответ.