За городом дети были постоянно со мной; я мыла и одевала их, играла с ними, учила их простым молитвам. Когда они болели, я не отходила от них ни днем ни ночью. Они были моей гордостью и самыми дорогими моими сокровищами. И в награду за мои труды они выросли красивыми, здоровыми детьми, одновременно и естественными, и послушными. Я всегда поощряла в них индивидуальность, считала, что они должны развивать в себе широту мышления и в будущем стать «капитанами своих душ».
Стоит мне взглянуть на усыпанную ягодами вишню, я вспоминаю те давно прошедшие летние дни, когда мы с детьми выходили в сад, чтобы собирать ягоды. Я взбиралась по лестнице и бросала вниз спелые ягоды в милые ждущие ручки. О, счастливые дни, проведенные с моими любимыми, теперь они исчезли навсегда! Лето всегда вызывает у меня сожаление; запах сена, аромат роз, долгие дни и теплые погожие ночи – все они навевают на меня воспоминания, которые я пронесу с собой до могилы.
За городом мы почти все время проводили на воздухе; играли в теннис, катались верхом или ездили в автомобиле, устраивали пикники на скошенных лугах. Я всегда срезала цветы к столу и сама расставляла букеты. Мы с детьми вместе вытирали пыль с книг и безделушек, и мне до сих пор приятно вспоминать, как крошечные мальчики старались подражать «мамочке». Думаю, что моему сыну Кристиану (Тиа) передались многие черты характера, свойственные представителям моей семьи. В детстве он был хорошеньким; теперь он очень красивый юноша. Он был и остается добросердечным и чутким. Говорят, что он очень похож на моего отца в дни его молодости, чему я рада. Георг, кронпринц Саксонии, и его брат Эрни тоже были славными мальчиками; не сомневаюсь в том, что они умны и подают большие надежды. Девочки в детстве были милыми, но говорят, что сейчас Маргарет стала настоящей «принцессой» во всем, что она говорит и делает.
Я уверена, что материнский инстинкт – мощнейшая сила внутри меня; всегда, даже в детстве, мне хотелось кого-то опекать. Не довольствуясь тем, что я обожала собственных детей, я стремилась восхищаться и чужими. В деревне имелись ясли; и, поскольку они всегда были переполнены детьми, я часто приходила туда и наслаждалась общением с малышами. Я помогала купать и одевать их, играла с ними, позволяла им дергать меня за волосы и обнимать меня, сколько душе угодно.
Однажды я подбрасывала на руках хорошенького ребенка в саду за домом, освещенном солнцем, и вдруг заметила, что из-за ограды, отделявшей сад от дороги, за нами озабоченно наблюдает какой-то рабочий.
Я улыбнулась и сказала: «Доброе утро». Подойдя ближе, я заметила в глазах рабочего выражение любви и гордости и поняла, что передо мной отец ребенка.
– Должно быть, вы его очень любите, – сказала я, потому что малыш смеялся от радости и тянул к отцу ручонки.
– А вы кто такая? – отрывисто спросил он.
– Я принцесса Луиза, – ответила я.
– Вы –
– Да, безусловно.
– Ну, раз вы принцесса, вам лучше сразу узнать, что у вас на руках ребенок презираемого социалиста, который ненавидит всех «членов королевской семьи» и желает, чтобы они убирались к дьяволу, – грубо и вызывающе произнес отец ребенка.
Я посмотрела на него и очень тихо сказала:
– Мне все равно, социалист вы или нет; я вижу только славного малыша.
Отец ребенка разрыдался.
– П-простите, ваше королевское высочество, – заикаясь, произнес он. – Теперь-то я понимаю, почему вас называют «наша Луиза».
По слухам, позже он сказал членам своей «ячейки», что больше никогда не будет ненавидеть представителей королевской семьи после того, как видел, как я держала на руках его ребенка.
Глава 10
В то время, когда я жила в Саксонии, трудно было найти более ограниченных и высокомерных любителей злословия, чем дрезденские придворные. Я прозвала саксонский двор «Ноевым ковчегом»; в самом деле, кое-кого из тех, с кем мне приходилось общаться, можно было назвать допотопными существами. Я все время гадала, в чем смысл их жизни. Подобно большинству лишних людей, они в высшей степени владели искусством чрезмерно утомлять собеседников и раздражать их по мелочам.