Саксонские аристократы с молоком матери впитывают представление о том, что их главная задача заключается в соблюдении приличий. Думаю, они в самом деле считают, будто Господь создал их единственно для того, чтобы продемонстрировать восхищенному миру, какими должны быть примеры совершенства. Их гордость по поводу своего происхождения и титулов тошнотворна для всех умных людей, обладающих широтой мышления. Под предлогом защиты собственных добродетелей они не брезгуют даже тем, что суют нос в дела, которые никоим образом их не касаются. Они живут, двигаются и взаимодействуют как автоматы; они чопорны и невыразительны, как голландские куклы нашего детства. По большей части местные аристократы не слишком состоятельны, а их жены и дочери не слишком заботятся о своих нарядах. Они понятия не имеют об элегантности; для того же, чтобы позволить себе хотя бы безобидный флирт, слишком глупы и тяжеловесны. Бывало, вид некоторых дам приводил меня в отчаяние, но, поскольку их внешность часто развлекала меня на смертельно скучных придворных балах, считаю, что мне не на что жаловаться.
Однажды одна девица, поскользнувшись на натертом паркете, весьма неэлегантно упала, выставив напоказ совершенно непривлекательные ноги, затянутые в самые необычайные чулки. Судя по всему, она не считала шелковые чулки предметом первой необходимости и поэтому, а также из соображений экономии пришила шелковые носки к хлопчатобумажным чулкам. Одного взгляда на ее красно-белую саржевую нижнюю юбку хватило, чтобы понять: молодая дама считала верхом изящества вышивку тамбуром и коленкор, а такие предметы роскоши, как батист и кружева, презирала.
Опору саксонского общества составляют верхушка среднего класса и торговое сообщество. К счастью, они свободны от дурацких недостатков и тупости аристократии. Только их можно назвать «интеллектуалами», способными
Преуспевающий купец лучше воспитан и куда более приятен в общении, чем какой-нибудь напыщенный гофмаршал, а обычный умный адвокат или медик превосходит любого так называемого умного придворного. Мысленно восставая против невозможной жизни, какую мне приходилось вести, я всегда жалела, что нельзя устроить своего рода весеннюю «генеральную уборку» моей свиты и отправить в чулан тех, кого уже невозможно исправить.
Аристократы много, слишком много играют в азартные игры и пьют, а молодые офицеры возмещают недостаток собственных денег тем, что занимают везде, где только можно. Саксонией управляет император Вильгельм[37]
, который следит за событиями издалека, и никто не смеет открыто поступать наперекор Берлинскому Марсу. Армия находится всецело под его влиянием, и, хотя этот факт всегда отрицают, подлинным правителем Саксонии является кайзер. Хотя втайне многие недовольны, дело никогда не доходит до открытого бунта.Наверное, останься я в Саксонии, я бы дружила с императором, так как я никогда не разделяла недоверие к нему, преобладающее везде, где его обсуждают. Уверена, он вовсе не питает никакой истинной привязанности к Англии, о чем прекрасно известно самим англичанам. Всякий раз, как кайзер посещает английскую королевскую семью, газеты наперебой напоминают о связывающих их кровных узах, но всем известно, что, au fond[38]
, Вильгельм никогда не ставит родственные отношения выше интересов своей родины.Не думаю, что существует какая-то вероятность «великого вторжения». Император понимает, что финансовое положение Германии в настоящее время неблагоприятно для войны. Кроме того, он всецело сознает, что, хотя английская армия оставляет желать много лучшего, ее военно-морской флот безупречен, и Англия, несмотря на частичный упадок, по-прежнему остается владычицей морей.
Едва ли кайзер когда-либо станет союзником Австрии в войне против Англии. Последнее время много пишут о моем кузене Франце-Фердинанде, будущем австрийском императоре, которому как будто нравится такая идея, но я уверена, что он не испытывает желания вести войну против любого государства. Во всяком случае, в то время, когда я его знала, трудно было найти человека, который бы меньше интересовался политикой. Мы с ним виделись перед самой его свадьбой с умной графиней Хотек, и он не считал нужным скрывать от меня, какое отвращение внушает ему мысль о том, что он станет императором. «Предпочитаю охоту, – сказал он, – и люблю тихую жизнь; я бы ни за что не смог волноваться