История моей жизни. Наследная принцесса Саксонии о скандале в королевской семье

Я часто задаюсь вопросом, почему в жены Фридриху-Августу выбрали принцессу из дома Габсбургов, более того, представительницу именно моей ветви семьи. Смесь французской, итальянской и габсбургской крови в моих жилах должна была стать серьезным предостережением для флегматичных саксонцев. Им нужно было как следует подумать, прежде чем просить для своего отпрыска руки девушки из такой семьи. Мой свекор был совершенно прав, когда утверждал, что сочетание темпераментов Габсбургов и Бурбонов – нечто особенное. Каждый предок передал мне частицу своей личности. От Бурбонов я унаследовала любовь к прекрасному, умение радоваться всему, что взывает к лучшим чувствам, а также крайнее пренебрежение к мнению тех, кого не любишь или презираешь. Деспотизм «короля-солнце» во мне преобразился в непреодолимую силу, из-за которой я и мои поступки неизменно оказывались в центре внимания. Меня возмущала узость и ограниченность круга, в котором я очутилась. Как Людовик XIV, превративший пустоши в изумрудные цветники Версаля и в конечном счете добившийся того, что пустырь расцвел, как роза, я стремилась убрать любые преграды на моем пути и украсить свою жизнь. Мой предок пересаживал деревья, сооружал акведуки, воздвигал величественные дворцы, словно по волшебству; но все это было просто по сравнению с задачей, какую я поставила перед собой после приезда в Дрезден.

От Габсбургов я унаследовала абсолютную независимость мышления и поступков, что всегда казалось странным для членов императорского дома, скованных правилами этикета и традициями. Большинство из нас, Габсбургов, обладают художественным вкусом, многие из нас желают жить жизнью, основанной на величии и благородстве. При этом у многих из нас имеется какое-то странное психическое отклонение, которое одних толкает к самоубийству, других – к изгнанию, а третьих – к стремлению стушеваться, держаться в тени.

Мне кажется, что мне, хотя бы отчасти, передалась сильная, мужская воля Марии-Терезии. От Марии-Антуанетты мне досталось умение мужественно вести себя в беде. Подобно ей, я пережила ложные обвинения, унижение, клевету, горечь разлуки – и, подобно ей, я (до настоящего времени) всегда считала объяснения ниже своего достоинства. Не сомневаюсь: живи я во времена Великой французской революции, испытывала бы такое же крайнее равнодушие к своей судьбе, как и прапрапра-бабка моей подруги. По слухам, когда настал ее черед всходить на эшафот, ее сопровождала одна девушка, которая, как и она сама, была обитательницей Версаля.

Двух дам казнили последними; доски, залитые кровью предыдущих жертв, сделались скользкими. Обернувшись к своей спутнице, Мария-Антуанетта сказала: «Дорогая моя, прошу вас, будьте осторожны, чтобы эта ужасная грязь не запачкала вам юбку». И сама она приподняла подол платья, чтобы не запачкаться, словно забыв о том, что через несколько минут и она, и ее спутница покинут мир, в котором единственно важное место занимали пренебрежение к негодяям и внимание к правилам приличия.

Злосчастное стремление Габсбургов время от времени бежать от скуки вылилось для Марии-Антуанетты в желание переодеваться в крестьянку в Трианоне и вести свободную жизнь. К сожалению, в Дрездене нет Трианона, а Фридриху-Августу не хватало силы воли для того, чтобы что-то изменить. Поэтому меня постоянно ограничивали и обуздывали. Я не намерена обвинять мужа в той роли, какую он против воли сыграл в трагедии моей жизни. Король Саксонии – человек безусловно хороший; он отзывчив, прям, чистосердечен, а его роковая слабость характера во время серьезных потрясений объясняется исключительно его врожденной нерешительностью. В обычных обстоятельствах Фридрих-Август способен принять правильное решение для себя и других, но в необычной или трудной ситуации он теряет волю и полагается на мнение тех, чей характер сильнее.

Всерьез мои неприятности начались в то время, когда дрезденским обществом овладело велосипедное помешательство. Мне очень захотелось научиться ездить, и я спросила мужа, не против ли он того, что я буду брать уроки езды на велосипеде. Он отнесся к моей просьбе весьма благосклонно, и я договорилась о частных уроках, на которых меня, разумеется, всегда сопровождала фрейлина.

Первое время я искренне наслаждалась, но моя радость оказалась недолгой. Как-то меня срочно вызвали к себе король Альберт и королева Карола. Они приняли меня нарочито холодно, и королева недовольным тоном произнесла:

– Луиза, я слышала, что вы учитесь кататься на велосипеде.

– Да, так и есть, – ответила я.

– Думаю, Луиза, вам следует знать, – сказал король, – что велосипед – неподходящая забава для принцессы.

– Да, – вторила ему королева Карола, – и даже если бы дело обстояло иначе, прежде чем брать уроки, вам следовало бы спросить моего позволения.

– Я получила разрешение мужа, – холодно ответила я, – и сочла, что этого вполне достаточно.