Брак Леопольда нельзя назвать удачным; ему, подобно многим представителям нашей семьи, очень не везет в любви. Более того, в обычных житейских вопросах члены нашей семьи редко делают что-либо общепринятым способом. Мы представляем собой любопытный предмет исследования для тех, кто интересуется наследственностью. Нас, Габсбургов, принято было считать совершенно нормальными людьми, которые совершают странные, эксцентричные поступки исключительно потому, что нам так нравится. Наверное, самая поразительная из черт нашего характера заключается в нашем стремлении стушеваться и держаться в тени. Мне кажется, что в периоды жизненных кризисов нами овладевают некие неестественные и одурманивающие силы, вызывающие у нас временные невротические расстройства. Под их влиянием мы совершаем импульсивные поступки, о которых впоследствии часто сожалеем. В силу нашего положения у нас мало по-настоящему близких друзей, способных в чем-то убедить нас или повлиять на нас во время нервных потрясений. Как правило, в трудной ситуации Габсбург ищет совета у другого Габсбурга, а подобный шаг редко приводит к мудрым решениям.
Поскольку я часто размышляла о причине таких «нервных потрясений», которые подталкивают нас к несчастьям и катастрофам, считаю уместным привести ниже некоторые замечания, сделанные одному моему другу выдающимся молодым врачом, доктором У. Брауном Томсоном из Лондона.
«Не может быть никаких сомнений в том, что свой психоневроз Габсбурги унаследовали от Фердинанда I, сына порочного отца и сумасшедшей матери, Хуаны I Безумной. Безумие Габсбургов идет от испанской ветви, и симптомы его усугубляются из-за браков с Бурбонами, которые привнесли с собой все пороки характера, свойственные этой нестабильной, хотя и блестящей семье.
Судя по всему, вплоть до эпохи Марии-Терезии время от времени предпринимались попытки ослабить вредоносное влияние испанской ветви. Так, жену императору Карлу выбрали в здоровом Баварском доме, и в отпрысках от их союза, числом девять, не замечено никакого изъяна. Однако это не доказывает, что изъян был искоренен навсегда; он просто некоторое время оставался в спящем, латентном состоянии, так как нормальная составляющая оказалась достаточно сильной, чтобы сдерживать ненормальную. Казалось, в потомстве того периода склонность к заболеванию устранилась. Во всяком случае, так могло бы быть, если бы здоровые стремления снова не были подорваны браком Фердинанда III и принцессы Марии-Анны Испанской. Хотя сама принцесса была нормальной, их союз вновь вызвал к жизни порок, считавшийся искорененным. В наследственности принято за аксиому, что проявление того или иного семейного порока среди потомков до некоторой степени пропорционально частоте, с какой этот порок выявлялся у предков. Поэтому нет ничего удивительного в том, что у потомков наблюдается „регресс“. Из двух детей, рожденных в браке Фердинанда и Марии-Анны, наследственный порок проявился у Леопольда, человека слабовольного и обладающего, мягко говоря, эксцентрическим нравом. Его брак с испанской инфантой Маргаритой-Терезой можно считать во всех отношениях похвальным, поскольку в ее роду не было и следа изъяна, свойственного Габсбургам. Их брак предвещал хорошее будущее, и можно, не опасаясь впасть в противоречие, считать тот союз началом новой эры и укреплением надежд Габсбургов.
В следующем поколении психическая устойчивость семьи укрепилась в результате брака императора Карла VI с Елизаветой Брауншвейгской. Они стали предками знаменитой императрицы Австрии, Марии-Терезии, в чьем лице и под чьим правлением Габсбурги достигли наивысшей точки своей славы.
Хотя изначально Габсбурги отличались силой и крепким здоровьем, на наших глазах произошло их „заражение“ психоневрозом со стороны испанской королевской семьи. Далее порок сглаживался тщательным отбором, вылившимся в рождение блистательной Марии-Терезии. На том этапе род Габсбургов как будто очистился от изъяна, столь заметного у их предков. Подобное улучшение недвусмысленно объясняется именно тщательным продумыванием брачных союзов.