Изабелла посвятила в дело служанок; не приходится и говорить о том, что они ее выдали! Слуги определенного сорта всегда обманывают доверие и доброту своих хозяев.
Наконец настал долгожданный вечер; пару беглецов поджидали лошади. Однако встревоженная девушка напрасно ждала любимого. Стоя у окна, она смотрела в сад. Между деревьями замелькали темные силуэты. Вдруг ночную тишину нарушил пронзительный крик, за ним последовал еще один крик, более слабый. Изабелла больше не могла вынести неизвестности; почти не понимая, что делает, она перелезла через перила балкона и спрыгнула вниз. Страх придал ей сил, и она как безумная бросилась бежать по парку. Впереди на траве кто-то лежал; подойдя ближе, она в ужасе поняла, что перед ней ее возлюбленный. Он умирал, но успел сказать, что на него напали двое и ударили его кинжалом. Бедная девушка с невыразимой любовью смотрела в стекленеющие глаза любимого; ей удалось расслышать лишь слова: «Через три… ты…» Не успев договорить, несчастный испустил дух.
Изабелла упала в обморок; ее отнесли назад, во дворец, где она долго пролежала без сознания. Придя в себя, она молилась только об одном: скорее умереть. Ей казалось, что слова «Через три… ты…» означали, что через три часа она соединится с убитым возлюбленным.
Однако смерть не пришла, а на следующий день Изабелла обязана была принять австрийского посланника. Поэтому она в отчаянии воззвала к отцу.
– Сир, вы
– Да, – ответил герцог, – заставляю. Твой любовник меня больше не побеспокоит, и от тебя я смогу избавиться, если захочу.
Приняв помолвочное кольцо, принцесса вернулась к себе, надеясь, что ее страдания окончатся через три дня. На четвертый день она решила, что смерть наступит через три недели.
Брак заключили по доверенности, и Изабелла уехала из Пармы в Вену. Как только император увидел свою красивую молодую жену, он отчаянно в нее влюбился. Она же принимала все изъявления его привязанности с грустным достоинством, которое выглядело бесконечно трогательным.
Когда молодожены очутились в спальне, Изабелла подошла к окну и какое-то время молча смотрела в ночь; луна высоко стояла на безмятежном небе. Несомненно, она вспоминала другую ночь, когда лунный свет падал на лицо ее умирающего возлюбленного. Молодой муж склонился над ней, осыпая страстными словами любви. Тогда, глядя на него с трогательной искренностью, она сказала:
– Да, я
Изабеллу горячо любили все, с кем ей довелось общаться, но после свадьбы ее здоровье стремительно ухудшалось, и, хотя рождение дочери стало для императора источником радости, врачи преисполнились дурных предчувствий из-за хрупкого сложения матери. Императрица была словно не от мира сего; она как будто всегда ждала беседы с кем-то невидимым; она постоянно находилась в нервном напряжении. По слухам, однажды, когда она присутствовала на представлении новой оперы Глюка, одна сцена так разительно напомнила ей собственную трагическую историю любви, что она упала в обморок, и все сомневались, выживет ли она.
Шло время. В тот день, когда исполнилось ровно три года со смерти ее возлюбленного, она как будто совершенно преобразилась от радости и снова стала смеющейся, счастливой девушкой. В ту ночь, изысканно одевшись, излучая счастье и обаяние, она ужинала с императором в их отдельных апартаментах в Шёнбрунне. И вдруг, не говоря ни слова, встала из-за стола и вышла в сад. Шла она быстро; дойдя до цветника, вдруг остановилась, протянула руки, словно приветствуя кого-то, и упала замертво.
По слухам, в своем усыпанном цветами гробу императрица выглядела ангельски красивой и безмятежной; никто не знал, откуда появились цветы. Император был безутешен; но после того, как ребенок вскоре последовал за матерью, он снова женился из государственных и династических соображений. Второй брак также был заключен по доверенности, но Иосиф II не жил со своей второй женой, чьи шея и плечи были покрыты пятнами из-за кожной болезни; он имел обыкновение говорить, что ни одна женщина не способна сравниться с милой Изабеллой Пармской.
Боюсь, я слишком отклонилась от курса, подробно изложив столько сплетен о Габсбургах, а между тем мне нужно продолжать историю собственной жизни.
В декабре 1904 года я сняла виллу в Сан-Доменико на Фьезоланских холмах, так как считала, что тамошний воздух и обстановка окажут благотворное влияние на хрупкое здоровье маленькой Моники. Я была одержима желанием снова увидеть моих детей; я не переставала думать о них и наконец поняла, что больше не выдержу разлуки. Прекрасно понимая, что любая просьба, направленная в Дрезден, будет отвергнута, я решила отказаться от новых попыток убеждения и совершить coup de tête.