История моей жизни. Наследная принцесса Саксонии о скандале в королевской семье

Моя жизнь в Сан-Доменико какое-то время шла без особых волнений. Естественно, мои враги не позволили мне долго пребывать в покое. Они задались целью выяснить, нет ли у меня тайного любовника. Для достижения своих неблагородных целей они нанимали шпионов. После рождения Моники я выбрала ей няню-протестантку, которая мне нравилась и которой я доверяла, но это не понравилось саксонским придворным. Они потребовали, чтобы я взяла няню-католичку, которую подберут они. Так как мне, по ряду причин, не хотелось трений из-за ребенка, я согласилась исполнить их пожелание. Поэтому из Дрездена прислали Альму Мут, которая должна была заботиться о Монике.

Однажды мне сообщили по телефону, что среди моих домашних есть шпионка и эта шпионка – няня моего ребенка. Поскольку сведения казались правдивыми, я тайно навела справки по своим каналам и обнаружила, что Альма Мут сообщается с саксонским двором через посредство германского консульства во Флоренции. Она просила моего позволения ежедневно совершать прогулку в парке при вилле. Вскоре я узнала, что во время своих прогулок она вела долгие, никем не подслушиваемые беседы с сотрудником консульства – тот приезжал в парк, чтобы выяснить, чем я занимаюсь. Кроме того, мне сообщили, что Альма Мут звонила в консульство по телефону. Когда же я обвинила ее в предательстве, она категорически все отрицала.

Утром после разговора с Мут мне позвонили из отеля во Флоренции и известили о приезде юриста короля Саксонии, доктора Кёрнера, который хочет меня видеть. Я ответила, что готова его принять, и примерно через час он приехал на виллу в ландо.

Адвокат долго рассуждал о будущем Моники, но во время той первой беседы ничего не было решено, и мне показалось, что его визит – всего лишь уловка. После меня пригласили в консульство, однако, когда я приехала, меня никто не встретил. Кёрнер спустился ко мне лишь после долгого ожидания. В очень грубой форме он сообщил, что ему приказано забрать у меня Монику. Он показал мне документ, в котором его уполномочили действовать так, как он сочтет нужным.

Я швырнула бумагу ему в лицо, однако он ответил лишь:

– Графиня, сегодня в два часа пополудни будьте готовы отдать ребенка.

Я чувствовала себя как тигрица, загнанная в угол; бросив на него испепеляющий взгляд, я заявила:

– Прежде чем я позволю забрать Монику, извольте объяснить, в чем дело! Попробуйте отнять ее силой, если можете, но, пока я свободна, я буду защищать ее и не повинуюсь вам.

Он плюнул на пол и язвительно спросил:

– Что же вы-то сможете поделать?

Не теряя времени, я вернулась в автомобиле на виллу. Послала за дворецким и кухаркой и сказала, что дом необходимо хорошо охранять и что, если кто-то из них меня предаст, предатель будет немедленно наказан. Я распорядилась отключить телефон и перерезать все провода. Кроме того, я велела им ни на секунду не выпускать из виду Альму Мут.

В два часа Мут пришла ко мне и спросила, виделась ли я с королевским адвокатом. Узнав о моей реакции, она пришла в настоящую ярость. Вскоре послышался грохот колес; выглянув в щель между жалюзи, я увидела, что к вилле подъехало ландо. В нем сидели Кёрнер и тот самый гнусный слуга из Ташенберга, о котором я писала выше. Как я узнала впоследствии, он сам вызвался приехать, желая поглумиться над моими несчастьями.

Оба спрыгнули на землю, но их никто не впустил в дом. Напрасно прождав три четверти часа, они вынуждены были вернуться во Флоренцию. Они пробовали звонить на виллу по телефону, но их усилия оказались бесплодными. Кёрнер, вне себя от злости и досады, позже снова приехал к вилле.

Началась настоящая «осада». Мут пошла к горничным и потребовала, чтобы ее выпустили. Она успела подкупить их и потому рассчитывала на согласие, однако ей был не знаком характер итальянских слуг. Как только они поняли, что я настроена твердо и решительно, отказались каким бы то ни было способом помогать ей. Мут буквально кипела от злости и унижения.

Обстановку на вилле нельзя было назвать скучной. Вооружившись револьвером, шеф-повар время от времени наводил его на Мут, словно мягко напоминая, что ничего не будет делаться так, как хочет она.

На следующий день я поехала во Флоренцию, чтобы кое-что выяснить у королевского адвоката. В его кабинете я пробыла с девяти утра до пяти вечера. Он прочел мне длинный протокол показаний на немецком языке, которые ранее дала Мут. Он уговаривал меня и угрожал мне, пока мое терпение не истощилось. Я ослабела от голода, ведь мне не предложили подкрепиться, хотя Мут угощали шоколадом и бисквитами.

В пять часов мы поехали на виллу, где Мут предъявили еще один протокол с ее показаниями. Она едва не сошла с ума от злости, когда ей прочли документ, и объявила, что не повторит свои показания под присягой. Адвокат пытался допрашивать слуг на вилле, но они вежливо уверяли, что не умеют ни читать, ни писать, а любые показания, якобы данные ими, наверняка подделки.

Униженный королевский адвокат с горечью заметил:

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Я согласилась с ним, что часто так и бывает, и он продолжал: