История моих бедствий

Когда же приводится нечто высказанное в писании, то оно побуждает читателя и привлекает его к исследованию истины тем более, чем более восхваляется авторитет самого писания. Поэтому мы хотим предпослать этому сочинению нашему, которое мы составили из высказываний святых, собранных в одном томе, то постановление папы Геласия[265] о подлинных книгах, в силу которого пусть будет известно, что мы не привели здесь ничего апокрифического. Мы присоединили также те извлечения из «Отречений» блаженного Августина, из которых ясно, что здесь не приведено ничего из того, что он сам, пересмотрев, исправил.

VII Письма современников и участников Сансского собора (1140 г.) [266]

Письмо аббата Гильома к Готфриду епископу Шартрскому и Бернару аббату Клервоскому относительно Петра Абеляра [267]

Достоуважаемым владыкам и отцам во Христе – Готфриду епископу Шартрскому и Бернару аббату Клервоскому – здоровья и добрых дней!

1. Видит бог, отцы и владыки, что вынужденный обращаться к вам, хотя и по делу серьезному и важному для всех, я, ничтожнейший из людей, испытываю смущение перед вами, ибо молчите и вы, и другие, коим надлежало бы высказаться. Ведь когда я вижу, что вера общего упования, которую Христос освятил для нас своей кровью, за которую апостолы и мученики наши боролись вплоть до смертного часа и которую святые учители путем тяжких трудов и великих стараний сохранили неповрежденной, защищенной и нерушимой до печальных дней нашего времени, когда я вижу, что эта вера подрывается столь серьезным и опасным образом, в то время как нет никого, кто оказал бы этому сопротивление и противодействие, я стражду и от скорбящей души и сокрушенного сердца принужден говорить о том, за что, если бы это было необходимо, я готов был бы и умереть.

Ведь не о малом идет речь, а о вере в святую троицу, о личности искупителя, о духе святом, о божественной благодати и о таинстве общего искупления. Ибо Петр Абеляр опять учит новому, пишет новое, и книги его переплывают моря и переступают чрез Альпы. Его новые суждения о вере и новые его учения распространяются по областям и королевствам и настолько невозбранно проповедуются и свободно защищаются, что, как передают, они пользуются авторитетам и в римской курии.

Говорю вам, молчание ваше – опасно как для вас, так и для церкви божьей. Мы почитаем за ничто уничтожение веры, ради которой мы отреклись от самих себя! Мы не страшимся того, что нападают на бога, лишь бы не нападать самим! Говорю вам, что, только еще рождаясь, это зло чревато многим, и если этого не предотвратить, оно превратится в змия, для которого едва ли можно будет найти заклинателя. Обратите внимание на то, почему я так говорю.

2. Занимаясь недавно чтением, я натолкнулся на некую книжицу этого человека, заглавие коей было: «Теология Петра Абеляра»[268]. Признаюсь, что заглавие возбудило мое любопытство и побудило меня к чтению. Вообще же имелись две книжицы, содержащие почти одно и то же, за исключением того, что кое-что в одной книге было дано более пространно, а в другой – менее[269]. Когда же я нашел там нечто такое, что сильно меня взволновало, я взял это на заметку и, пояснив также то, почему это меня взволновало, послал вместе с самими книжицами вам: судите сами, справедливо ли я пришел в волнение.

Я был тяжко смущен непривычными новшествами в выражениях о вере и новыми измышлениями неслыханных значений и, не имея никого, кому бы я маг излить это, я избрал вас из всех, к кому я мог бы обратиться и кого мог бы призвать на защиту дела божьего и всей латинской церкви. Ведь вас этот человек опасается и страшится. Кого же он будет бояться, когда вы закроете глаза? И тот, кто уже говорит то, что он говорит, чего не наскажет тогда, когда он не будет никого опасаться? Ведь после того как сошли в могилу почти все наставники церковного учения, внутренний враг, не изучающий, а критикующий, не подражающий, а направляющий, ворвался в опустошенное как бы царство церкви и присвоил в «ем только себе одному право учить и высказывать в области божественного писания то, что он привык высказывать в области диалектики, а именно свои собственные измышления и ежегодные новшества.