История науки о языке

Хотя высказывание Джонса, в сущности, в сжатом виде уже содержало основные положения сравнительно-исторического языкознания в его «индоевропейской ипостаси»[24], однако до официального рождения компаративистики оставалось еще около трех десятилетий, поскольку заявление английского ученого носило в значительной степени декларативный характер и само по себе не привело к созданию соответствующего научного метода. Однако оно знаменовало начало своего рода «санскритского бума» в европейской лингвистике: уже в конце XVIII в. австрийский монах Паулино а Санто Бартоломео (в миру – Иоганн Филипп Вездин), живший в 1776–1789 гг. в Индии, составляет две грамматики санскритского языка и словарь, а в 1798 г. выпускает в свет – не без влияния идей самого Джонса – «Трактат о древностях и родстве персидского, индийского и германского языков». Дальнейшее продолжение изучения санскрита и его сопоставление с европейскими языками нашло уже в XIX в.

Русское языкознание XVIII века

Как известно, начало XVIII в. ознаменовало в истории России крупными общественно-политическими и культурными переменами, выражением которых стали реформы Петра I и которые традиционно – хотя и не вполне точно – называли процессом «европеизации» страны. Остро стояли и языковые вопросы, прежде всего о создании нового литературного языка, соответствующего потребностям эпохи, и его нормализации. Разумеется, в начале века еще сохранялись наряду с новыми тенденциями и традиции «славянской книжности». В этом отношении заслуживает внимания деятельность Федора Поликарповича Поликарпова-Орлова (ум. в 1731 г.) – крупного переводчика и педагога. Ему принадлежит лексикографический труд «Лексикон триязычный, сиречь речений славянских, еллиногреческих и латинских сокровище из различных древних и новых книг собранное и по славянскому алфавиту в чине расположенное», изданный в 1704 г., более обширный по объему лексики и более совершенный, чем предыдущие словари, а также «Добавление к грамматике Мелетия Смотрицкого», вышедшее в свет в 1721 г. и имевшее прежде всего педагогическую направленность. Однако уже в середине века выдвигается задача подготовки нормативной грамматики и словаря собственно русского языка, соответствующих достижениям европейской науки.

Так, в 1735 г. один из крупнейших представителей отечественной литературной и филологической традиции – Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1769) ставит вопрос о создании «грамматики доброй и исправной, согласной во всем мудрых употреблению… и о лексиконе полном и довольном». Проблемами грамматики русского языка занимается в эти годы Василий Евдокимович Адодуров (1709–1780), опубликовавший в 1731 г. краткий грамматический очерк на немецком языке, а в 1738–1740 гг. читавший курс лекций в Академическом университете при Петербургской Академии наук, запись которых известна как Пространная грамматика Адодурова – по существу, первая русская грамматика, предназначенная для носителей самого русского языка. Однако честь считаться основоположником собственно русской лингвистической традиции выпала на долю Михаила Васильевича Ломоносова (1711–1765), создавшего ряд филологических трудов, среди которых выделяются «Российская грамматика» (1755) и «Предисловие о пользе книг церковных в Российском языке» (1758). Отмечая прикладное значение своего труда («тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики… в грамматике все таковые науки нужду имеют»), Ломоносов в своих теоретических принципах стремился сочетать оба подхода – основанный на «обычае» и основанный на «разуме», отмечая: «И хотя она от общего употребления языка происходит, однако правилами показывает путь самому употреблению» (и оговаривая при этом, что изучать сам язык необходимо, «употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове»).

Сама «Российская грамматика» состоит из шести «наставлений» (т. е. разделов). Первое – «О человеческом слове вообще» – носит общетеоретический характер. Здесь Ломоносов говорит о коммуникативной функции языка, определяя его как «слово, данное человеку для сообщения с другими своих мыслей»; отмечает связь языка и мышления («сии знаменательные части слов должны иметь между собою соответствие, чтобы мы изобразить могли наши мысли»); рассматривает вопросы фонетики, говорит о частях речи (по традиции их он насчитывает восемь: имя, местоимение, глагол, причастие, наречие, предлог, союз, междометие) и т. д. Второе наставление – «О чтении и правописании российском» – рассматривает различные вопросы графики, орфографии и орфоэпии. В третьем наставлении говорится об именах, четвертое посвящено глаголу, пятое – служебным частям «слова» (т. е. речи), шестое – сочетанию частей речи друг с другом, т. е. синтаксическим вопросам.