История Ногайской Орды

Освобождение от пошлин было актом чрезвычайным, требовавшим всякий раз специального царского указа. Ногаи постоянно обращались в Кремль с прошениями о дозволении беспошлинного торга. Резоны приводились самые разные: истощение Орды от голода и войн, необходимость проявления дружелюбия со стороны царя, а в 1554 г. мирза Юнус убедил Ивана Васильевича не облагать податями его караван, так как следом идет еще больший караван его, Юнуса, отца — бия Юсуфа, на котором государь-де и наверстает убыток (Акты 1918, с. 104; НГ д. 11, л. 1; НКС, д. 4, л. 231, 231 об.; д. 5, л. 178; 1604 г., д. 3, л. 71)[357]. Правительство иногда шло навстречу этим мольбам, прекращая взимание платежей на один год или даже больше. Диктовалось это прежде всего политическими соображениями. Льготы получали ордобазарцы тех мирз, которые держались пророссийской ориентации, особенно в периоды разлада ногайско-русских отношений; или во имя укрепления связей с биями, подумывавшими о разрыве с Москвой; или для убеждения их послать отряды в помощь русским войскам (см., например: НКС, д. 4, л. 15 об., 19 об.; д. 9, л. 51 об., 55 об., 59; д. 10, л. 111, 111 об.); или для стимулирования торгового оборота на новоприсоединенных территориях.

При продвижении караванов и табунов по русской территории к месту торга купцам запрещалось совершать сделки с населением, а местным воеводам вменялось в обязанность выведывать ассортимент товаров и заблаговременно извещать о самых ценных государя. По пути ордобазарцы сами должны были следить за сохранностью своих тюков и животных. Местные власти и правительство снимали с себя ответственность при нарушении режима следования, и в случаях, если что-нибудь из товара пропадет, торговцам заранее заученно заявляли, что «то им от себя (т. е. по собственной вине. — В.Т.) станетца, а платежу (т. е. компенсации. — В.Т.) им на Москве… не будет».

По прибытии в Москву огромный табор размещался на кошеном лугу: во избежание потравы запрещалось ставить ногаев на травостойных угодьях. В принципе власти следили, чтобы между пришлыми коммерсантами и местными жителями не возникало конфликтов. А если они все же случались, то к разрешению их привлекались высокие чины из Посольского приказа. Но ногаям строго-настрого велели сидеть в своих «корованах» в окружении стрелецкой стражи «от тат-бы», «чтоб не ходили и не ездили куды торговати, кто их позовет… а торговали б на базаре. Зане ж государство великое (т. е. большое, обширное.—В.Т.) — ино лихово где нет?». Пренебрегавшие этими рекомендациями «базарные люди» принимались разъезжать по «непригожим местам» и, случалось, бесследно исчезали в лабиринтах московских закоулков.

Особое внимание уделялось предотвращению их контактов с московскими соплеменниками и единоверцами, выезжими и новокрещеными ногаями и татарами: правительство справедливо опасалось действия крымской и османской агентуры (Трепавлов 19986, с. 104, 105). В сибирских городах в конце XVI в. к этим требованиям добавилось еще и недопущение осмотра торговцами городских укреплений, поскольку существовала вероятность их шпионажа в пользу Кучума и Кучумовичей (Материалы 1932, с. 298, 299).

Находясь в окружении русской охраны, купцы не смели начинать торговлю до тех пор, пока государь не «даст базара», т. е. не позволит приступить к продаже лошадей и прочего. Основной смысл ограничения заключался в том, чтобы за два-три дня до «базара» ясельничие выбрали лучших скакунов для царской конюшни (перед этим дворяне, встречавшие караваны в предместьях, подробно описывали монарху привезенный товар). Обычно туда отбиралось до четверти поголовья, за которую расплачивалась казна. В эти же несколько дней производилась выплата пошлин и шел подсчет лошадей. Для ускорения этого процесса сооружались так называемые прогоны — клети, вмещающие по сто голов. Такое количество загонялось туда со стороны «корована» и выпускалось с противоположной стороны — там, где будет торг. Русские чиновники бдительно следили, чтобы пересчитанные кони не смешивались с еще не учтенными.

Не менее строгими оказывались требования и к москвичам. Под страхом следствия с пытками и конфискации неправедно выторгованного имущества запрещалось предлагать кочевникам заповедные товары[358], а перекупщикам пушнины можно было являться в «корованы» только после того, как распродавались кони. «Великая опала и казнь» грозили тем присланным туда для надзора дворянам и служилым людям, которые покупали что-нибудь до официального открытия «базара» или пытались утаить хороших коней от царевых ясельничих.

Лошади при продаже записывались в специальные книги и клеймились. Особое внимание уделялось особям, взятым в качестве пошлины. Для их оценки привлекались опытные барышники, которые помогали придворным «функционерам» отобрать жеребцов и кобыл и зарегистрировать их в соответствии с мастью, возрастом и особыми признаками («в шерсть и в лета, и в приметы»).