История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

– Всё кончится, – воскликнул Янаш – но совсем иначе, чем панна мечниковна думает. Дай мне, пани, благословение… я должен идти.

Ядзя тревожно осмотрелась во все стороны. С шеи сняла быстро медальон с Богородицей и, поцеловав его, надела на него… Янаш опустился на колени, приложил к её руке губы и убежал.

Ослепил его блеск дня, оглушил шум. Напротив, на крыше сожжённого дома стояли уже кучей татары и сыпали стрелами. На противоположной стене Яблоновский со своими людьми отстреливался. Слышны были глухие удары в ворота.

Иногда отзывался фальконет. Люд из местечка носил камни и бросал их с боковых стен, которые также обложили татары. Горячая битва была с обеих сторон. С трудом люди друг с другом могли разговаривать – такой шум и крик неустанно вился в воздухе. Помогал ему сильный ветер, который очистил от туч небо. Солнце всходило кроваво и ярко. Дым ложился на долину, расстелавшись как полупрозрачный занавес.

Наверху у окна ксендз Жудра в стихаре, с крестом в руке, с бревиарием в другой, заканчивал утренние молитвы… Изображением Спасителя перекрестил мужественных защитников и начертил крест в воздухе, словно хотел разогнать нечистую силу. Стоящая за ним мечникова перебирала пальцами чётки, но на столе перед ней видно было заряженное оружие. Предвидели неминуемое, когда уже на самой башне придёться защищаться. Пани Збоинская велела с полов вырывать камни, внизу готовили кипяток в котлах. Ядзя входила в комнаты, когда пани мечникова увидела Янаша, который бежал к воротам, ведя за собой Никиту.

– Как это? – воскликнула она. – Янаш встал?

Никто ей не отвечал.

Отсюда видно было, как он стоял с ружьём, поднял его и выстрелил, потом начал расставлять людей и перебегать на иные места.

Яблоновский уже было снова утратил надежду и хладнокровие, ходил удручённый под стеной, ломая руки и подталкивая своих людей. Затем его в командовании заменил Янаш и обнял его. Со стены можно было увидеть татарские манёвры. Заняли они весь нижний замок, здание перед воротами и роем лезли из оврага. Часть их вязала лестницы, чтобы взобраться на стены, разделяющие два двора.

Но тут оборона была мужественная и усыпанный трупами узкий проход доказывал, что осаждённые не потеряли духа. Никита тайком поднялся наверх и больше поверг их камнями, чем другие стрелами.

Но число осаждающих было так велико, что в итоге взятие замка было неизбежным… потому что средства обороны должны были исчерпаться. Стреляли уже, экономя порох и пули. Камни, которые сбрасывали, могли, в конце концов, насыпать вал под стеной, который бы облегчил попадание в замок.

Во дворе плач и отчаяние были ужасны, женщины рыдали как при умерших, прижимали детей и заходили плачем. Старцы сидели как окаменелые и равнодушные… иные о стену головами бились, молясь и вместе проклиная.

Татарам удалось подложить под ворота огонь, несмотря на выстрелы, и клуб дыма уже медленно поднимался около них.

Янашу удалось так направить фальконет, что он смёл с крыши прилегающего здания часть татар. Ядро пробило подгоревший вчера потолок, и остаток дичи, стоящий на нём, завалился с треском и криком в глубь здания. Таким образом защитились от докучливых выстрелов, которые достигали до внутреннего помещения, а стена здания представляла собой заслону.

Во время, когда это происходило, осаждающая дичь издала мстительный и фанатичный крик, от которого все задражали.

Было это первое по-настоящему счастливое событие с утра. Люди мечниковой приветствовали его радостным окриком. Яблоновский, услышав это, побежал к Янашу, который уже снова заряжал фальконет.

Над окружающими холмами всходило солнце, ветер начинал затихать; сосредоточенная орда, казалось, рассчитывает, что делать, и ждёт приказа… когда показалось несколько всадников, выезжающих из леса. Они мотали руками и что-то кричали издалека. Крик этот, переданный из уст в уста дошёл аж до замка и после него наступила минута молчания. Толпа стояла как вкопанная.

Наконец всё, что жило в замке, начало высыпаться, прогоняя, давя, ловя арканами разбегающихся коней. Задержавшиеся как бы с тревогой начинали уходить, вбегая в овраг, который переполнился этим сбродом, а на противоположном берегу уже удирали из него иные и бежали к табунам и лагерю.

Нельзя было угадать, что произвело эту панику и внезапный побег. В замке все стояли словно поражённые этим чудом, не веря своим глазам… Никто не смел ещё двинуться с места. Яблоновский кричал, что это ловушка и что этому верить невозможно. Но в долине некоторые готовые группы уже мчались к оврагам. Там, где стоял шатёр Мурзы-Шайтана было видно наибольшее движение.

С верхнего этажа башни стоящая в окне Агафья заметила человека, которого с обнажённой головой, с завязанными назад руками вели на аркане, наброшенном на шею.

Нельзя было признать и догадаться ни по лицу, ни по одежде и, однако, глаза женщины прильнули к этой фигуре, в которой почувствовала Доршака. Она одна могла в ней видеть его и видела.

Татары посешно садились на коней, один только ждал, пока приведут к нему схваченного на аркан человека.