– Нет, не забудется, – промямлил дворовый. – Страшная это дичь, глаза как у котов блестят, зубы, а, а!
Никита закрыл глаза.
– Нужно бы как можно быстрей пани и панинку отсюда спасти, – прибавил он. – А что будет с замком, когда, я слышал, Доршака головы лишили.
– Может, я тут останусь.
Придворный вскочил.
– Это не может быть! Никогда на свете! Госпожа и господин любят вас как сына, панинка как брата, разве могли бы вас оставить в этой пустыне на добычу той дичи.
– Я солдат, – сказал Корчак, – воевать должен, а в Межейевицах бездействие.
Никита покачал головой. Дверь отворилась, вошла Агафья с распущенными волосам, как безумная. Остановилась на середине комнаты и огляделась.
– Похоронить его нужно! – сказала она.
Янаш и Никита слушали в молчании.
– Похоронить его должно! – прибавила она и повернулась к Никите.
Придворный подошёл, хоть вздыхая.
– Мы возьмём людей и принесём тело.
Агафья покачала головой и обратилась к дверям.
– Идите, – произнесла она, – я заплачу.
Отворила двери и, оглядываясь, вышла. Янаш, которого брало сострадание, встал также. Пошли за ней, а со двора взяли ещё двоих людей.
Из окна же увидев Агафью, спустился также Дуленба и присоединился к ним.
– Нужно взять ксендза, – отозвался он.
Женщина словно не слышала, не обернулась к нему; потом только покачала головой. Таким образом, шли дальше. Поскольку через овраги пробираться было трудно, Никита, увидев слева чёлн, который татары тут оставили, отвязал его и все в него сели. Агафья, постоянно задумчивая, смотрела на место, где лежало тело. Около трупа стояли голодные собаки из городка, она закрыла себе глаза.
Когда вышли на землю, она снова пошла прямо.
При виде людей собаки с лаем отбежали, но лужа крови была выпита и на шее несчастного были видны зубы голодных животных.
– Тут, – сказала кротко Агафья, садясь и указывая пальцем, – тут.
Люди, которые имели с собой лопаты, начали копать. Дуленба стоял, ничего уже не говоря и с сожалением смотря на женщину…
Яма быстро становилась всё более глубокой… Люди повскакивали в неё, как можно скорей выбрасывая землю. Всем было неприятно смотреть на Агафью, которая сухих глаз от тела оторвать не могла. Было видно, что исполняла обязанность, что хоронила болезненное прошлое – но страдала им ещё.
Когда могила была глубоко вырыта, она огляделась вокруг, словно ища саван, которого не было. Дуленба, который чувствовал её боль и понимал взгляд, сбросил бурку с плеч и подал её людям.
Обернули в неё тело, Агафья встала… приблизилась на край ямы. Труп, покрытый буркой, опускался в могилу, когда какой-то звон обратил внимание женщины. Один из них вложил руку под бурку, нащупал кошелёк и, отрезав его, медленно бросил под ноги женщины, которая его не подняла.
Опустили тело на дно… Агафья первая взяла обеими руками землю и бросила её на него. Потом села на прежнее место. Дуленба поднял кошелёк, видя, что никто о нём не думает. Начали засыпать могилу, каждый приложился к ней. Все молчали… Когда яму сравняли, людям казалось, что было достаточно, Агафья требовала, чтобы сыпали ещё, и бросила горсть денег из кармана.
Окружающие её смотрели друг на друга и на неё – она не двигалась. Курган уже был немаленький, Дуленба кивнул, чтобы перестали. Он взял за руку Агафью, как бы пробуждённую от сна.
– Где? Куда? – спросила она.
– Воротимся.
– К родителям! Да! Отвезёшь меня к матери! Туда! – она указала рукой.
– Куда захотите.
Она обернулась ещё раз на могилу, бросила взгляд кругом.
Дуленба испугался, слыша её вдруг дико смеющуюся, но через мгновение смех перестал.
– Да, кончилось, – сказала она.
Обернулась к могиле.
– И это уже не нужно, – отозвалась она, вынимая нож из запазухи, который вбила в свежую землю… Опустила голову, давая себя безразлично вести.
Все медленно шли за ней.
Страшное выражение её лица, чёрные распущенные волосы, впалые и блестящие глаза, странно стиснутые уста, нахмуренный лоб, повисшые руки, порванное платье пробуждали сострадание у смотрящих. В молчании отвели её в замок и отдали под надзор Горпинки.
Полк Дуленбы, а скорее, отряд пехоты и немного конницы, которыми он командовал, стоял лагерем под замком, окружённый прудом с одной стороны, с других – возами и частоколом, поспешно набитым. Мечникова чувствовала за собой долг накормить и напоить избавителей, а в замке всего не хватало. Должны были, поэтому просить Дуленбу, чтобы выслал несколько человек за необходимыми припасами, на которые пани Збоинская выделила значительную сумму. Кроме того, все ряды получили денежный подарок. Нужно было помочь людям из городка. Крутились возле всего, на башенке в зале полно было постоянно входящих и выходящих. Хозяйничала сама пани, частью также и дочка, помогали Янаш и Никита.
Каштеляниц же пользовался ловкостью, чтобы зарекомендоваться панне. Мать притворялась, что этого не видит, но, видимо, была рада. Ядзя, вынужденная принимать любезности, немного отвечая на них, далала это, показывая маленькое нетерпение. Она была ещё таким искренним и наивным ребёнком, что с чувствами своими для порядочности совсем таиться не умела.