Чуть свет в замке начали просыпаться и двигаться, а Янашу уже было срочно идти искать и увидеть мечника; поэтому как можно скорей требовал проводника, и наконец допросился, таким образом, чауш из замка повёл его в то пепелище к видимому издалека каменному дому.
Там уже со вчерашнего дня, наверное, знали о послах, потому что Янашу показали помещение узников. Некоторые из них в плохой одежде подметали перед конюшней, во дворе и у ворот, но мечника среди них не было.
Увидев Янаша и думая, что прибыл новый пленник, несколько товарищей с интересом сбежались к нему. Уже по их лицам и фигуре он мог догадаться каким найдёт мечника. Начал о нём спрашивать. Показали ему верхнюю комнату, а Курчаба, шляхтич, который на ногах имел цепи, а в руках метлу, сказал:
– Э! Мечнику ещё как-то так везёт, потому что за него много золота ожидают. Хоть скрывал себя. Пронюхали, что это не такая, как мы, нищета. Но зато его нелегко отпустят, когда нас двоих отдали бы, наверно, за одного доброго коня, если бы им его кто-нибудь привёл.
Не желая завязывать дальнейшего разговора, Янаш поспешил на верх.
С бьющимся сердцем он отворил двери.
В бедном кубраке, подпоясанный крайкой, в какой-то такой плохой обуви, спиной к двери на подстилке из войлока сидел мечник и грустно смотрел в окно. Хотя так жестоко изменённого бедностью, Янаш его узнал.
Не скоро задумчивый пленник повернул голову, но, заметив в дверях лицо, которое не мог себе объяснить, и до того похудевшее и уставшее, испуганный, перекрестился.
Как на радугу, смотрел он, молчащий, на Корчака, когда тот, плача, бросился к его ногам. Только тогда, подняв вверх руки, воскликнул:
– Янаш! Ты? Откуда же взялся?
– Специально прибыл, пане, за вами, для вашего освобождения.
– Из дома? Прямо?
– Да.
– Жена, Ядзя? Говори!
– Все здоровы.
– Слава Богу! – вздохнул мечник.
– Но ты как с креста снятый.
– Болел.
Замолчали.
– Как дорога прошла?
– Хорошо, хорошо, – воскликнул Янаш, не желая рассказом его тревожить. – Тут же по возвращению выслала меня дамы в лагерь, а его величество король разрешил сюда приехать. Агу, его сына и тридцать самых главных задержал он, чтобы на вас обменять.
– Добрый король.
– Я привёз пять тыся дукатов.
– Гм? Откуда?
– В Гродке сундук нашли.
Мечник задвигался.
– Ни гроша этим убийцам не дам. Молчи и этого мне не говори. Достаточно меня измучили, но я крепче их. Вот, видишь, ничего о мной не сделалось, привык к их хлебу. Аппетит имею, какого никогда не было… насмехаюсь над ними.
Янаш начал целовать его руки.
– Они должны меня отпустить, а денег не увидят!
Вдруг, словно выходя из задумчивости, мечник вставил:
– Буланая кобыла ожеребилась?
Янаш остолбенел.
– Да, – буркнул он.
– Я говорил, что жеребёнок будет, не правда ли?
На самом деле Корчак ни о чём не знал, но подтвердил.
Старик обнял его за голову.
– Ты думаешь, – отозвался он, – что это хорошее настроение для твоего приёма я добыл из запаса? Как живо! У меня оно постоянно и над турками насмехаюсь. Они в ярости, а я смеюсь. Я так воспользовался неволей, что совсем неплохо их собачий язык подучил и мог бы на худой конец быть переводчиком.
У Янаша собирались слёзы, а старик смеялся. Взаправду, неволя сильно отражалась на его лице, но глаза смеялись, как всегда. Он начал обо всём расспрашивать.
Тем для повести хватало, но Корчак только то мог ему донести, что не принесло бы напрасной тревоги, поэтому обманывал и по-разному выкручивался, особенно о всём путешествии в Подолье и смолчав о пережитых приключениях.
Незаметно пролетали часы.
– Пане, – отозвался Янаш, – венгр там договаривается о вашем избавлении, но турки упираются. У меня есть другая мысль. Если паша примет, я останусь заложником за вас; дело только в том, чтобы они меня приняли.
Мечник рассмеялся.
– Не возьмут тебя, худой ты, – сказал он, – а у них худой, мужчина или женщина, ничего не стоит. Ты слишком молод, чтобы со мной поменяться.
– Если речь речь о работе невольника, то молодой лучше!
– У них речь не о работе, а о деньгах. Нет! Нет! – сказал мечник. – Мы тут, может, если венгр ничем не поможет, что-нибудь другое придумаем. У тебя есть деньги?
– Всю сумму я оставил в королевских руках, потому что опасно было её с собой брать, а в мешке около ста червонных золотых найдётся.
Говоря это, Янаш достал дорожную сумку и положил её на стол.
Мечник посмотрел на неё и спрятал.
– Пойдём на двор, потому что я тут говорить боюсь, – шепнул он.
Спустились тогда по лестнице на каменный двор, по которому они одни начали прохаживаться. Мечник показал дверь в подземелье.
– Посмотри-ка, с позволения, свиней бы в нём не закрыли, а нас там на ночь запирают, да ещё окованных или в дыбах. А знаешь? Иногда так спится, что лучше нельзя. Человек ко всему может привыкнуть. Приказали мне в начале коней чистить, но сразу заметили, что это не моя вещь, и оставили в покое. С метлой ещё как-то так…
Нас стережёт здесь, – шепнул он наконец, – вцелом неплохой человек, – он обосурманенный словак и купить его можно, и похитить. Очень мне хочется эту фиглю им сделать.