История одиночества

Открытие одиночества в военное время распространилось после 1945 года на две связанные между собой области. Планирование нового общества предусматривало обострение проблемы социальных отношений среди пожилых людей[991]. В XIX веке доля населения в возрасте 65 лет и старше была стабильной – от 4 до 5 %. В период между войнами она начала расти и к 1961 году достигла почти 12 %, а в настоящее время составляет чуть более 18 %[992]. Первое крупное исследование этой части общества было проведено Дж. Г. Шелдоном еще в 1948 году. «Одиночество, – объяснял он, – …имеет большое значение не только из-за присущего ему пафоса, но и потому, что есть, по всей видимости, основания полагать, что оно может ускорять ухудшение психического здоровья у пожилых людей»[993]. Его основное заключение было подтверждено дальнейшими исследованиями в 1950–1960-х годах[994]. Сообщавшие о своем одиночестве варьировались по интенсивности их опыта. В основе проблемы лежала тяжесть утраты. «Одиночество в какой-то его степени», – отмечал Шелдон, –

затронуло примерно одну пятую часть пожилых людей в выборке. Степень тяжести варьируется от кратковременного ощущения до исчерпания душевных сил, с которым тяжело справляться. Последнее почти всегда встречается в случаях, когда пожилой человек недавно потерял супруга или супругу и теперь вынужден жить один или же когда он единственный выживший член семьи, состоявшей из живших вместе братьев и сестер[995].

Самое влиятельное из послевоенных исследований пожилого населения провел в 1957 году Питер Таунсенд. Он обнаружил, что «основной причиной одиночества в старости является не обособленность, а опустошенность»[996]. Потеря здоровья и душевных сил была следствием необратимой утраты давнего близкого партнера. В этой группе страдания были очень сильны. «Мне бывает так одиноко, – сообщал один из опрошенных, – что я мог бы наполнить слезами чайник»[997]. В ходе последующего международного опроса было установлено, что от 2 до 3 % пожилых людей вообще не имеют какого-либо значительного контакта с другим человеком[998]. Качественное исследование было подкреплено демографическими изменениями. Как мы отметили в пятой главе, после войны наблюдался неуклонный рост числа домохозяйств, состоящих из одного человека[999]. Особенно серьезные изменения произошли среди пожилых людей. К концу 1960-х четверть мужчин и чуть более половины женщин в возрасте от 65 лет жили одни. Среди этой группы наиболее распространенным фактором, определяющим структуру домохозяйств, было вдовство[1000].

Вторым источником послевоенного беспокойства по поводу одиночества стала возобновленная программа расчистки трущоб. Когда муниципальные районы пополнились новыми жильцами, а Лейбористская партия проиграла серию выборов в 1950-х, исследователи пытались понять последствия быстрых изменений в городской жизни. Утверждалось, что переезд из старого центра города породил новые формы социальной дистанции. Центр семейной жизни сместился внутрь дома. «В обмен» на дополнительные комнаты, внутридомовой водопровод и сады жильцы новых домов, согласно наблюдениям, утратили связь с соседями. Мужчины ездили дальше к месту работы и обратно, а магазины и другие местные ресурсы развивались медленно. Опросы радикально сжали переход от уличной к домашней культуре, наблюдавшийся в больших и малых городах по крайней мере с конца XIX века, и преувеличивали коммунальную сердечность старых кварталов, в которые мало кто из новых жильцов хотел бы вернуться. Зато был определенный резон в обсуждении тяжелого положения переселенных жен, которым в течение долгих дней в их новых домах не хватало взрослой компании. Послевоенный опрос, посвященный брачной жизни в рабочем классе, показал, что «во многих домах, особенно в разросшихся пригородах, можно наблюдать одиночество и изоляцию женщин, отрезанных даже от родственников, и вытекающую отсюда монотонность их жизни»[1001]. Во влиятельнейшем исследовании 1957 года, в течение 1960-х проданном издательством Penguin тиражом полмиллиона экземпляров в мягкой обложке, Майкл Янг и Питер Уилмот обнаружили, что в референтном для них муниципальном районе Гринли (Дебден) женщины были особенно уязвимы. «Те, кто не идет за своим мужем в общество, находимое на рабочем месте, – а поступать так заставляет прежде всего одиночество, – вынуждены проводить дни наедине с собой, „глядя на себя весь день“»[1002].