История одиночества

Из всех сект и деноминаций XIX века наиболее последовательно об уединении и духовном служении думали квакеры. В своих «Наблюдениях о религиозных особенностях Общества друзей» (1824) Джозеф Джон Гёрни, брат и соратник реформатора тюремной системы Элизабет Фрай, изложил отличительные черты своей веры. В центре квакерской практики был отход от шума домашней и коммерческой жизни. Гёрни объяснял, что «ожидание Бога, равно как и поклонение и подчинение Его Божественному Величеству, поставлено в Священном Писании в прямую связь с состоянием молчания»[651]. В то время как добропорядочный христианин должен искать моменты тихого размышления в течение рабочего дня, было непрактично предполагать, как это делали современные евангелисты, что домохозяйства среднего класса, в которых живет большинство квакеров, удобны для домашней версии монашеского ритуала. Спальня и задняя комната оставались слишком открытыми для окружающей жизни, чтобы соответствовать таким ожиданиям. Невозможно было также предполагать, что частное созерцание как таковое было достаточно суровым занятием. Мысли блуждали, мешали плотские заботы. Как писала в конце XIX века квакерша Кэролайн Стивен, «чтобы ясно слышать Божественный голос, говорящий нам, мы должны быть неподвижны; чтобы быть наедине с Ним в тайном месте Его Присутствия; чтобы вся плоть молчала перед Ним»[652]. Одинокое созерцание было, по сути, трудом. Как объясняла Стивен, «молчание, безусловно, является искусством, которым нужно овладеть, дисциплиной, которую нужно неуклонно практиковать, прежде чем это станет инстинктивной привычкой и неиссякаемым ресурсом души»[653]. Оно требовало строгого социального контекста еженедельных Собраний, на которых то, что Стивен назвала «единым покоем» собравшихся Друзей, помогало кающимся направить свои мысли в духовное общение с Богом[654].

Необходимость в надлежащем балансе между одиночеством и общением делали очевидной усилия Элизабет Фрай, самого компетентного критика тюремной системы начала XIX века[655]. Она разделяла убеждение современных ей реформаторов в том, что христианское учение, которое преподают заключенным профессиональные капелланы и простые посетители, имеет решающее значение для процесса исправления преступников. Она заверила Специальный тюремный комитет 1818 года в том, что чтение Библии заключенным и простые разъяснения ее учения оказывают «поразительное воздействие» на закоренелых преступников[656]. Однако она не считала, что принуждение заключенных-женщин к самостоятельному духовному путешествию в тиши одиночной камеры гуманно и продуктивно. «Одиночное заключение, – писала она в своей программе реформы, – полезное в крайних случаях, является, на мой взгляд, слишком суровым наказанием, чтобы прибегать к нему по всякому простому и банальному поводу»[657]. В дневное время нужно было обеспечить коллективный опыт религиозного образования, подкрепленный общинным трудом по выполнению таких задач, как шитье. В нерабочее же время заключенных следовало держать взаперти в одиночестве, чтобы они в ходе безнадзорного общения не оказывали пагубного влияния друг на друга. Фрай объясняла:

Я предпочла бы видеть тюрьму, где женщинам разрешено работать вместе под надлежащим руководством, вместе питаться под надлежащим руководством и так же отдыхать; но я всегда содержала бы их раздельно в ночное время; я верю, что это будет способствовать здоровью как тела, так и разума. Их дневное пребывание в компании приведет при надлежащем управлении к укреплению моральных норм и к прилежанию, ибо даст им стимул. Одиночное заключение я нахожу правильным лишь в самых тяжелых случаях[658].