У их мужей был паб или клуб, куда можно было пойти в нерабочее время, но там, где не было ни работы, ни денег, которые можно было бы потратить на какое-нибудь развлечение, дело по умолчанию состояло в том, чтобы более или менее ничего не делать самостоятельно[664]
. «Невежество и бедность, – писал Роберт Робертс в «Классических трущобах», – вместе порождали по большей части тоску, тупую вялость закоулков. ‹…› Как знакомо это тому, кто рос рядом с этими молчаливыми фигурами, которые, прислонившись к дверному косяку и уставившись в пустоту, ждали, когда же наступит время ложиться спать»[665]. Э. Уайт Бакке уделил особое внимание незанятым рабочим 1930-х годов, которые сильно беспокоили представителей среднего класса тем, что стояли в общественных местах без дела. «На самом деле, – настаивал он, – одной из выдающихся особенностей бездельничанья в Гринвиче было отсутствие разговора. Мужчины чаще стояли поодиночке, чем в группах. Молодые люди были более общительны, равно как и более старшие мужчины – как я полагаю, пенсионеры. Мужчины же среднего возраста вполне охотно вступали в разговор, если я обращался к ним, однако чаще я заставал их одних»[666].В условиях нарастающих шума и энергичности популярного отдыха в ХХ веке не следует недооценивать живучесть и ценность уединенного «покоя и тишины». Именно так большинство людей в большинстве случаев в прошлом стремились оправиться от физического труда и подготовиться к предстоящим задачам. Вне дома, как обсуждалось во второй главе, такую же функцию выполняли случайные прогулки по соседним улицам или полям. Когда это было возможно, «общительную» альтернативу составляла столь же неструктурированная и незначительная беседа. И все же были кое-какие изменения. Конкретные виды рекреационной деятельности, рассмотренные в третьей главе, начали распространяться на верхние слои рабочего класса, а затем – неравномерно, по доходам, возрасту и полу – и среди трудящегося населения в целом. Как правило, расширение спектра увлечений и хобби было связано с затратами. Деньги приходилось тратить на материалы и инструменты, на соответствующие журналы и книги и, возможно, на членство в обществе единомышленников-энтузиастов. Косвенно все эти практики требовали определенного уровня домашнего комфорта и надлежащего управления временем и пространством в доме или за его пределами. В XX – начале XXI века стремление к неструктурированному покою, как будет показано в следующей главе, не исчезло полностью, однако все большая доля населения сочетала его со все более широким спектром отдельных увлечений.
В процессе изменений на первый план выдвинулась первая из трех функций одиночества как ответа на модерн. В целом он и сопровождал, и делал возможным распространение форм личного выбора и дружеской домашности. И тот и другая были движимы двойными силами перемен: бытовыми стандартами жизни и массовой коммуникацией. Все чаще становилось возможным перемещение между различными формами общения и одиночного отдыха по своему вкусу. Были знаковые виды деятельности, которые велись всегда в одиночку или в компании. Пример первых – карточная игра пасьянс, новые варианты которой продолжали появляться и после 1900 года, а пример вторых – командные виды спорта. Но во многих случаях можно было перемещаться между противоположными регистрами общения в соответствии с характером времяпрепровождения и желанием человека, который его практикует. Некоторые давно устоявшиеся коллективные занятия приняли более уединенные формы, например потребление алкоголя – вследствие стремительного роста домашнего потребления баночного пива с 1960-х годов и большей доступности вина и крепких спиртных напитков в винных магазинах и супермаркетах[667]
. Дома различные виды досуга образовали территорию для совместных усилий – в таком масштабе, какой прежде был редко достижим на любом уровне общества. В то же время они создали пространство, в котором муж и жена, родитель и ребенок могли бы покидать компанию друг друга и находить возможность для самовыражения и самореализации. Происходило дальнейшее расширение сетевого уединения, начало которому было положено в предыдущем столетии. Массовая коммуникация сначала в традиционной, но в высшей степени инновационной форме печатного слова, а затем в формах кинематографа и электронных медиа расширила и реконфигурировала способы, с помощью которых человек мог в потреблении удовольствий соединяться с более широким сообществом. Заключительное преобразование в этом отношении – цифровая революция – станет темой последней главы.