Перспективы одиночного досуга после 1900 года возросли благодаря двум длительным и зачастую неравномерным изменениям. Наиболее очевидное из них касалось домашнего пространства. В знаменитом эссе 1929 года Вирджиния Вулф проницательно писала не только о необходимости «комнаты на замкé», но и о затратах, которые, по подсчетам писательницы, составляли как минимум «пятьсот фунтов в год»[668]
. Это делало такую привилегию недосягаемой для любого домовладельца, чье положение было ниже верхнего слоя среднего класса. Кэтлин Дэйас, выросшая в эдвардианском Бирмингеме, описала свой опыт семейной жизни, втиснутой в два спальных пространства с единственной комнатой внизу для всех повседневных дел как родителей, так и детей:Мама и папа спали в главной спальне над гостиной, а братья, Джонатан и Чарли, – в другой кровати в той же комнате. Мой второй брат Фрэнсис, или Фрэнки, сестра Лиза и я спали на чердаке над спальней, а кровать старшей сестры, Мэри, стояла в другом углу чердака, напротив нас. Мэри было двадцать, и она собиралась вскоре выйти замуж – в двадцать один[669]
.В ее мире лишь в короткие бездетные периоды – в начале и в конце супружеской жизни – могло быть комнат больше, чем жильцов. Частное, запираемое на ключ пространство было мечтой не только начинающих писателей, но и всех юношей и девушек. В начале века лишь немногие подростки имели возможность захлопнуть дверь своей спальни перед лицом возмущенного родителя.
Если постоянное пользование личным помещением было недоступно, то возможности для побега из компании других людей расширялись. Доклад Тюдора Уолтерса от ноября 1918-го обобщил достижения в жилищном обеспечении населения после 1875 года и определил стандарты для предстоящей программы жилищного строительства. В нем была утверждена норма: две комнаты внизу плюс буфетная и две-три спальни, а также было предварительно рассмотрено использование гостиной для целей, не связанных с формальными собраниями. Это пространство, говорилось в докладе, может быть использовано «в случае болезни – как тихая комната для выздоравливающих членов семьи или для любого, кто может страдать от длительной болезни или слабости»[670]
. В более позитивном варианте, учитывающем полную номинальную грамотность среди тех, кто недавно достиг брачного возраста, и расширение системы образования, предусматривалось, что гостиная может использоваться «для домашних занятий детьми школьного возраста или же для аналогичных занятий – обучения, серьезного чтения, письма – любым другим членом семьи»[671].Последующие преобразования определялись как бытовыми удобствами, так и демографией. Государственные и частные застройщики возвели четыре миллиона домов, отвечающих основным стандартам, в межвоенный период и еще семь миллионов за четверть века после 1945 года[672]
. В то же время семьи с шестью детьми, в одной из которых жила Кэтлин Дэйас, становились все более редкими. К концу межвоенного периода рабочий класс начал демонстрировать такое же репродуктивное поведение, как и вышестоящие на социальной лестнице. Размер полной семьи быстро упал до текущего среднего показателя в 1,91. По мере сокращения периода брака, посвященного воспитанию детей, и увеличения средней продолжительности жизни доля домохозяйств, в которых насчитывалось не более двух человек, стала расти. К 1961 году чуть более двух пятых домохозяйств насчитывали менее трех человек, а по данным переписи 2011 года эта доля возросла до двух третей. Самое же существенное изменение, которое больше, чем какое бы то ни было другое, отделило современную домашнюю жизнь от любой предшествующей эпохи, касалось количества людей, живущих в одиночестве. В начале XX века, в соответствии с установившейся традицией, из одного человека состояло не более одного домохозяйства из двадцати, что соответствовало 1 % населения. К середине 1960-х доля одиночных домохозяйств выросла до 17 %, а к 2011 году – до 31 %, что составляло около восьми миллионов человек[673].