Эдуард Петрович неопределенно пожал плечами.
— Создали фиктивную партию так называемых либерал-демократов и пригласили Савинкова приехать из-за границы, чтобы ее возглавить. На эту тему даже фильм был снят — «Операция „Трест“» называется.
Наконец Архангельского осенило:
— Неужели сейчас решили повторить тот же самый вариант и создать фиктивную партию?
— Не фиктивную, а самую настоящую, причем называться она будет точно так же — Либерально-демократическая партия Советского Союза. Для нее уже и устав готов, и членские билеты отпечатаны, и вождь подобран. Когда придет время, о ней сообщат во всех центральных изданиях. Теперь ты все понял?
— Кажется, да. Для того чтобы лишить идеологических противников столь важного козыря, как многопартийность, будет создана новая партия, полностью контролируемая нашими людьми. — И Архангельский вопросительно взглянул на «первого», ища подтверждения.
— Уловил, в общем, правильно.
— Да, но при чем же здесь я?
— А вот при чем. Как я тебе уже говорил, в качестве вождя этой новой партии ребята из КГБ по своим каналам раскопали какого-то полуеврейчика-полуинтеллигентика — речист, голосист, истеричен, но правила игры знает твердо… Однако его окружение следует укрепить толковыми людьми, которые бы не позволяли ему слишком зарываться. Они должны быть молодыми, интеллигентными и производить впечатление демократов. Короче, тут по всем райкомам прошла разнарядка — подыскать подходящих для этого дела людей, вот я и подумал о тебе.
Архангельский насупился и помрачнел, и «первый» сразу это заметил:
— Тебе что — мое предложение не подходит? Говори смело, не стесняйся!
Однако тон был слишком угрожающим, чтобы «не стесняться», поэтому Эдуард решил выбрать наилучший в данных условиях вариант — сославшись на сегодняшнюю занятость, он обещал подумать.
— Думай, — неохотно согласился «первый», — но не затягивай с этим делом слишком надолго, поскольку на меня уже сверху давят.
— Завтра я вам доложу свое решение, — твердо пообещал Архангельский. — А сейчас вы позволите мне идти?
— Иди и в течение всего дня поддерживай со мной постоянную связь.
Эдуард покинул кабинет, вышел из здания райкома и сел в машину к заждавшемуся его водителю.
На время проведения митинга все ближайшие станции метро были закрыты, поэтому многотысячной толпе с плакатами и транспарантами приходилось выходить на «Краснопресненской» и идти по Садовому кольцу до самой Зубовской площади, которая к двенадцати часам оказалась полностью запружена народом. Пока шел митинг, Архангельский сидел в своей черной «Волге», припаркованной в одном из близлежащих переулков, выходивших на Смоленский бульвар. Напротив его машины стоял крытый брезентом грузовик, в котором мерзли бойцы подмосковного ОМОНа. Время от времени Эдуард звонил из машины в кабинет «первому» и докладывал обстановку: «Все спокойно, митинг продолжается», — а сам при этом непрерывно обдумывал сегодняшнее предложение. Собственно говоря, обдумывать тут было нечего — не для того он так упорно пробивался по партийной линии, успев к тридцати годам стать вторым секретарем райкома, чтобы сменить это надежное кресло на дурно пахнущую авантюру, придуманную какими-то тупоумными кагэбэшниками. Эти деятели даже поленились придумать для вновь создаваемой партии какое-нибудь другое название, попросту списав его из архивов дела Савинкова!
Нет, разумеется, надо будет отказаться, вопрос только в том, под каким предлогом это приличнее всего сделать, чтобы не утратить расположения «первого»? Павлиныч терпеть не мог возражений, а уж методов воздействия у него хватало — мог ведь вспылить, старый хрен, и перевести обратно в завотделы!
Поглощенный тяжелыми раздумьями, Архангельский чуть ли не с завистью следил из окна машины за проходившими по Смоленскому бульвару толпами возбужденных людей — слоняются тут без забот и тревог, развлекаясь всякими дурацкими митингами! Эх, скорей бы они отгорланили и он смог бы поехать к теще, забрать дочь и провести с ней хотя бы остаток этого безнадежно потерянного дня! Вылезать из машины, чтобы хоть немного размять ноги и подышать свежим воздухом, Архангельский боялся — в этой толпе вполне мог оказаться кто-то из старых знакомых. Народу было столько, что, казалось, на улицы вышло пол-Москвы.
И его опасения оказались не напрасными! Он вдруг с ужасом увидел, как в переулок, отделившись от остальных, заглянули три человека — двое мужчин и одна женщина. В одном из мужчин он сразу же узнал Ястребова, второй, увешанный фотоаппаратами, был ему незнаком, зато женщиной оказалась не кто иная, как сама Антонина Ширманова! Откуда она здесь взялась — неужели ее пригласил Михаил? Надвинув шапку на самый лоб и забившись в угол машины, Архангельский с ненавистью и тревогой наблюдал за тем, как фотограф, действуя по указанию Михаила, быстро сделал несколько снимков машины с омоновцами, после чего все трое вновь замешались в толпу.