История одной дружбы

Ночью Валера не спал. Сидел в кресле, разглаживая и без того гладкий подлокотник, прислушивался к ночным звукам, врывающимся с улицы через окно, и смотрел на стену, заполненную причудливыми тенями. Стоило выключить ночник — тени исчезали. В комнате делалось темно, уличные звуки становились чётче, громче — в темноте зрение теряет остроту, но активизируется слух.

Валера то включал, то выключал ночник, делал он это машинально, неосознанно. Мысли были заняты Захарычем. Как он там сейчас, спит спокойным сном, не прерываемым болезнью, или лежит, мучаясь от сердечной боли? И Юлька тоже страдает, любой стон Захарыча для неё пытка.

Восемьдесят два года! Валера несколько раз произнёс про себя эту цифру. Восемьдесят два. Много это или мало? Вопрос интересный. Для него, двенадцатилетнего подростка, или для девятилетней Майки восемьдесят два года — невероятная высота. Горный пик! А выше только небо.

Но ведь восемьдесят два это далеко не предел, не тупик, не обрыв в конце дороги. Есть люди намного старше Захарыча, и они живут, и радуются жизни, и не думают о возрасте. Больное сердце — это уже серьёзно. Сердце не имеет возраста, оно может болеть в двадцать, и оставаться здоровым в девяносто. Сердце болит не от возраста, здесь другое… Если бы Захарыч согласился лечь в больницу, ему бы полегчало, но старик отказывается. Упорно твердит, что врачи не помогут, навредят, страшится их равнодушия. Он потерял веру, ту саму веру, которая и держит людей на плаву. Нет веры — нет надежды, а без надежды на горизонте маячит отчаяние.

Иван Захарович нуждается в помощи, и этой же помощи он опасается, как огня. Где-то Валера понимал старика. Есть такой пунктик у людей. Когда появляется боль, когда существовать с ней становится невыносимо, не хватает сил её терпеть, возникает острая потребность в помощи. И вот парадокс. Едва предлагают вызвать «скорую» помощь, с сознанием начинают происходить невероятные метаморфозы. Упоминание о помощи, которая столь необходима здесь и сейчас, вызывает ужас, оцепенение. Помощь нужна, но её боятся, исходя из каких-то своих потаённых соображений.

Иван Захарович говорит, не с кем оставить Юльку. Но это ложь. Как не с кем? А Макаровна? А они с Майкой? Нет, дело не в Юльке. Юлька — предлог, настоящая причина в недоверии и разочаровании. Захарыч прожил долгую жизнь, наверняка у него есть веские причины для упорства (пусть половина из них и надуманны), но разве близкие люди не должны (не обязаны!) быть во всем друг другу опорой и поддержкой? Разве он, Валера, не должен сделать всё от него зависящее, чтобы убедить старика в его частичной неправоте? Должен! Обязан! И убедит, чего бы ему это не стоило.

Нельзя убивать в человеке песню, позволив серой безнадёжности завладеть собой, превратив в безропотного раба. Надо бороться до последнего. Нет веры — обрети! Ускользает надежда — хватай её, не отпускай!

Валера решил действовать. Завтра же… Нет, сегодня! Сейчас!

Он встал с кресла, включил основной свет, сел за стол.

Часы показывали половину третьего ночи.

Глава седьмая Попытка не пытка

Станислав Круглов считался одним из ведущих кардиохирургов — именно к нему решил обратиться за помощью Валера. Мысль дерзкая, где-то даже безрассудная, но всё же не лишённая определённой логики. Кто, как не кардиохирург может помочь Захарычу, и кто, как не Круглов, личность известная на всю страну, может вызвать к себе безграничное доверие. Доверие, как к человеку, к профессионалу.

На одном из центральных каналов Станислав Евгеньевич вел рубрику в медицинской передаче, давал практические советы, рекомендации — его рубрика имела наибольший успех и высокие рейтинги. Имя доктора Круглова часто появлялось в прессе, он проводил сложнейшие операции на сердце, дарил людям второй шанс, вторую жизнь.

Говорят, первый после Бога — это врач. Здесь нет преувеличения или лукавства. Есть врачи, а есть Врачи, люди с большой буквы, с большим сердцем, те самые люди, отмеченные Богом.

Конечно, врач врачу рознь, встречаются (и, к сожалению, нередко) и недочеловеки в белых халатах. Упёртые бюрократы, возомнившие себя в своих кабинетах царями; для них всего важнее бумаги, справки, квитанции. Забыв о данной однажды клятве Гиппократа, они не лечат людей, а лишь заполняют бумаги, ставят подписи, галочки. Они и сами сидят в кабинете для галочки.

Но в противовес врачам-пустышкам, есть настоящие врачи, истинные спасители человеческих жизней. Для таких людей здоровье пациента имеет первостепенное, главенствующее значение. Гори синим пламенем волокита, документы, бумаги и бумажки! Это пустое, ненужное, незначительное. Есть больной человек, ему нужна помощь — и ОНИ помогают. Помогают не потому, что зовутся врачами, и не потому, что облачены в белые халаты, а потому что они — ЛЮДИ. И в груди у них бьётся не полый фиброзно-мышечный орган, выполняющий функцию насоса, а сердце, которое не может остаться равнодушным к страданиям и бедам страждущих; сердце, стремящееся помочь; сердце — настоящего ЧЕЛОВЕКА, а не подлого человечишки.