История одной любви. Окончание

— У Султана был брат по имени Гасан, ты его, случайно, не знаешь?

— Пересекались, а что?

— Хочу задать ему пару вопросов. Как это можно устроить? Вспомни: какие-то общие знакомые или места, где он любил бывать…

— По этому вопросу ты пришел не по адресу, спроси у Теплицы или у Снежки, одно время обе с Гасаном мутили. Еще у Светки Чуракиной могут остаться координаты, она точно бывала в гостях и, насколько знаю, не раз. Номер телефона записала наверняка. Хотя… после гибели Султана ни у кого телефоны не отвечают. — Настя на секунду задумалась, затем тон смягчился и стал просительным, как у ребенка, сломавшего папин компьютер. — Кваздик, ты не обижаешься на меня?

— На обиженных воду возят.

— Ты это… пойми, я не специально. Она довела, и я не выдержала. Но теперь того снимка нет, слово даю. Хотя, ты, наверное, уже не веришь. — Пышная грудь передо мной надулась и опала в глубоком вздохе.

— Не верю.

— Я бы тоже не верила. Но я действительно стерла.

Мы помолчали. Я уже выяснил, что требовалось, Настю мое общество тоже несколько тяготило, однако витала какая-то незавершенность. Мне не хотелось уходить без яркой точки, показывающей, что я мужчина. Роль мнительного подростка, который приперся к девушке за извинениями, меня не устраивала.

А в головке под золотыми кудрями шла напряженная работа.

— Тебя больно побили? — не выдержала Настя.

— Меня побили качественно. Если не видно — включи свет.

— Но ничего серьезного? Ты же ходишь, глаза и зубы на месте…

— Как говорят автослесари, скрытые повреждения внешним осмотром не выявить.

— На твоем месте я бы возненавидела виновника мучений и мечтала отомстить.

Она умолкла. Вот, значит, чего она боится и почему не выпроваживает.

Я тоже молчал. Подтвердить такое, причем девушке — это опустить себя в ее глазах. Опровергнуть — выставиться ничтожеством, о которое вытирают ноги.

— Помнишь, я просила не заявлять в полицию, и сказала, что мы все решим? Я готова компенсировать. — Серо-голубые глаза собеседницы посеребрились затягивающей рябью, томной и настолько чувственной, что она стала размывать мысли. Настя поднялась. — Не подумай ничего такого, любой другой шел бы лесом. Только потому, что это ты. Вот такой, какой есть. Ты не болтаешь лишнего, и если честно, сейчас ты мой единственный друг, на которого могу положиться. Бок о бок с тобой мы пережили столько, что другим на полжизни хватит. На этот раз ты вновь проявил себя лучшим другом — не замешал меня в уголовщину, которой все могло кончиться. За это ты достоин награды. Пойдем.

Мою ладонь обожгло соприкосновением с чужими пальцами, меня потянуло в спальню. Но ноги застопорились. Настя поняла это по-своему.

— Не пугайся, дома никого.

— Я не поэтому.

— Не смеши. После того, что ты творил у Теплицы, а затем всеми путями старался добиться в клубе… Кваздик, подозрения в робости отметаются, не строй из себя девственника. Хотя… почему нет? Хочешь — строй, так даже интереснее.

В нежном полумраке комнаты, где мы оказались, центр занимала разворошенная постель. Настя спала, когда мой звонок вытащил ее из-под одеяла — сонную, разморенную, теплую…

Наглухо зашторенное окно пропускало света ровно столько, чтобы видеть главное. И я видел. Взлетевшая футболка махнула крыльями, ее унесло в неведомые страны. Настала очередь трико.

— Твоя награда ждет тебя, герой.

Награда… Моя награда… Заслуженная… Чудесная… О которой даже не думал…

Взглядом упавшего за борт матроса я проводил медленно двинувшиеся вниз по бедрам девичьи руки. А затем…

Сумрак, жадные руки и губы, поймавшие меня в блаженную сеть — это вспьянило и вынесло за пределы понимания. Я капитулировал, забыв обо всем, забыв о самой возможности сопротивляться. Мозги застопорило, в них что-то сломалось. Давно сдерживаемые инстинкты полезли наружу, словно орды термитов из разрушенного термитника.

Губы заблудившейся бабочкой порхали по губам… щекам… шее… Ласковые пальцы искусно разносили по кирпичикам крепостную стену одежды. Текучая грудь обволакивала тело и сознание под барабанный бой сердца, от которого при каждом последующем ударе откалывались куски и падали вниз, под ноги, укутанные пеленой телесного жара. Испепеляющие прикосновения освободили монстров желания, и те, жадные и неуправляемые, поползли по коже и полезли, продираясь, сквозь тлевшее возбуждением мясо в самый низ живота…

В череп стучалась мысль, которую убегавшая кровь отпинывала всеми руками-ногами-копытами, не желая видеть-слышать-чувствовать ее и стараясь перечеркнуть и забыть.

Хадя.

Ты пришел сюда ради нее!

И что? Она не дает мне и доли того, что просто так подарит Настя. Меня привели сюда мысли о Хаде, к ним же я вернусь, когда выйду. Здесь — территория за рамками. Территория страсти. Пространство, где обычные человеческие законы не действуют.