У нас любили бывать все: и Лёвины друзья, и мои. Однажды я вернулась из института со своей тогдашней институтской приятельницей Лией Богдановой, очень странной девушкой. Она была значительно старше меня, успела поучиться чуть ли не в консерватории, не окончив её, и в Суриковском институте, тоже не до конца. Работала она тогда в АПН (Агентстве печати и новости), очень гордилась своей работой, тоже была очень умной, хотя и со странностями. Чем я – особа довольно заурядная – привлекала к себя таких умниц, как Наташа Трауберг и Лия Богданова, не знаю. С Галей-то Людмирской понятно: мы были жёнами двух друзей.
И вот однажды я вернулась из института вместе с Лией (а такое бывало частенько) и застала у себя картину: за нашим столом восседают, естественно, Лёва, Володя Муравьёв и трое неизвестных мне мужчин, парней – не знаю, как их правильно назвать. Мне их представили. Одним оказался младший брат Володи, Леонид (домашнее имя Лёдик), только что вернувшийся из армии, другим – Женечка Костюхин, сокурсник Володи по университету, и Веничка Ерофеев.
Веничка был самой колоритной фигурой: красивый, лохматый и какой-то очень значительный. Моя бедная подружка Лийка втюрилась в него с первого взгляда. Разговор за столом был почему-то о каких-то французских поэтах. Поскольку я о французской поэзии до сих пор имею очень смутное представление, то и тогда я больше слушала, почти не поддерживая разговор. Лийка же оказалась довольно грамотной и участвовала в беседе наравне с остальными, даже что-то оспаривая, с чем-то не соглашаясь.
С того дня мы и подружились и с Лёдиком Муравьёвым-Моисеенко (оказалось, что у него немного другая фамилия, чем у его брата), и с Женечкой Костюхиным, и с Веничкой Ерофеевым. Веничка, по-моему, в тот же день пригласил нас с Лёвой и почему-то с Лией к себе на близящийся день рождения.
Вскоре мы втроём к нему и поехали в гости. Жил он тогда в Орехово-Зуеве. Мы долго ехали в холодной электричке. В Орехово-Зуеве нас на перроне встречали Веничка и его тогдашняя жена (а может, ещё и не жена, а просто его девушка) Валентина. Мы сели в какой-то автобус, где вскоре разразился скандал: ни Веничка, ни Валентина и вообще никто из его гостей, приехавших с нами из Москвы, никто, кроме нас троих, не желал оплачивать проезд. Скандал был очень шумным.
Нас привели в деревенский дом. В довольно большой комнате был накрыт стол, а в углу, за ситцевой занавеской, была кровать, на которой прыгал мальчик лет семи. Он всё время выглядывал из-за занавески, и какая-то женщина постоянно на него цыкала, наверное, это была его мать. За столом сидело много народу, в основном мужчин. Они много пили и громко разговаривали. Веничка сидел, как король, очень сильно выделяясь на разношёрстном фоне этой компании. Он тоже много пил, но почти всё время молчал, не вмешивался ни в разговоры, ни в споры. Но было видно: «Он здесь хозяин, это ясно». Спорящие и галдящие говорили ему и для него, а он величаво помалкивал.
Сколько-то времени мы там были, но, в конце концов, засобирались домой. И тут у нас возникли осложнения с моей подругой Лией: она захотела остаться, и Веничка молча, но милостиво с этим был согласен. С большим трудом, со скандалом мы вынудили Лийку возвращаться вместе с нами в Москву.
С Лией скоро отношения были прерваны: она имела обыкновение внезапно, без предупреждения являться к нам в любое время суток с бутылкой и с ночёвкой. Какое-то время я это терпела, а потом сказала: «Нет». Она обиделась и перестала у нас бывать совсем, а вскоре бросила институт, и наши отношения прервались.
Зато с Володей Муравьёвым и Веничкой продолжались и развивались. У нас какое-то время были своеобразные «среды»: когда в нашем доме собирались друзья, своего рода «салон». Володе очень понравился друг моего детства Валя Крапошин, и он познакомил его со своим братом Лёдиком. Те подружились. Приходили обычно в среду Володя Муравьёв с женой и братом, Крапошин, Наташа Трауберг и Веничка, который в то время жил не в Москве, но бывал у нас частенько. Конечно, выпивали – как без этого?! Вначале, очень невинно, бутылочку-другую за вечер и то, не всегда водку, чаще вино. Уже когда у нас был Митька, бывало, гуляя, проходишь с ним мимо продовольственной палатки, а он вдруг начинает орать: «Мама, у нас сегодня будет дядя Володя, нужно купить сухого вина!»
Что интересно: у нас на Варшавке очень долго не было телефона, и, как мы договаривались о встречах, ума не приложу. Иногда на этих посиделках присутствовала и моя мама. Она была очень расположена к нашим друзьям и вообще любила поговорить. Я ей дам посидеть часочек, а потом говорю: «Дорогая гостья, вам хозяева не надоели?» Она обижалась на меня, но уходила. А Володя и Веничка мне пеняли: с ней, оказывается, было о чём поговорить.