История одной семьи

Я ужасно нервничала, и, чтобы немного успокоиться, на обратном пути заехала к Наталье. Там мы пообедали и поехали домой. Открываю дверь в квартиру, там – не выветрившийся ещё дым, воняет гарью, Гришки нет, выбегаю на лестницу: там диван, на котором я спала, почти сгоревший. Я в ужасе, звоню соседям, и один из них, Игорь, мне рассказывает, что он сегодня не работал, был в отгуле, отдыхал, вдруг в середине дня звонок в дверь, мой Гриша: «Дядя Игорь, у нас пожар!» Игорь кинулся в квартиру, увидел, что горит диван, залил его водой, диван вытащил на лестницу, а Гришу пригласил к себе. Но Гриша сказал, что уйдёт к своему другу, однокласснику Андрею, на 3-й этаж.

Я как следует проветрила квартиру, прибрала, насколько это было возможно, сходила за Гришей, он был ухожен, накормлен соседкой, Леной Медник – мамой Андрея.

И пожар мы пережили, и мой сыночек Гришенька оказался при этом на высоте.

Лёва, конечно, свою причастность к пожару отрицал, обвинил меня в измене: якобы я, с любовником развлекаясь, учинила пожар. Конечно, трезвым он при этом не был. Но это было давно.

* * *

Когда Гриша пошёл во 2-й класс, он как-то, ещё в сентябре, вдруг вечером заявляет мне, что меня вызывают в музыкальную школу. «Что я там забыла, сыночек?» – «Не знаю, мам, велели прийти». Я пошла. Оказывается, Гришенька зашёл в музыкальную школу, она у нас недалеко, на Стартовой улице, и попросился туда. Сманил с собой двух своих приятелей, Женю и Андрея. Их прослушали, принять согласились, но велели привести родителей. Как же тогда было легко поступить в музыкальную школу! Через несколько лет, с Машкой, я намучилась, чтоб впихнуть её туда.

Так Гриша стал учиться в музыкальной школе по классу баяна. Это я выбрала, думая, что баян я как-то сумею приобрести, а вот фортепьяно – нет. Как же я ошибалась! Чуть ли не во 2-м классе у Гриши появился в музыкальной школе предмет «Общее фортепьяно», и пианино всё равно понадобилось.

Кстати сказать, Гришины приятели Женя и Андрей очень скоро бросили музыкальную школу, не проучившись в ней и года. С другой стороны, мой Митенька очень позавидовал брату и тоже захотел учиться музыке. Но он был уже переросток для музыкалки, я его всё-таки устроила, но в другую, через знакомых, на вечернее отделение. Мои детки занимались и музыкой с увлечением. Когда в дневниках их общеобразовательной школы вдруг появлялось слишком много четвёрок, а не дай бог вдруг и какая-нибудь тройка затёсывавалась, я говорила: «Всё. Две школы вы не тянете. Общеобразовательная – обязательная. Значит, музыкалку оставляем». И мои детки тут же подтягивались.

В детской музыкальной школе работают удивительные люди. Мало того, что они влюблены в музыку, но и к детям у них совершенно особое отношение, которое редко встречается в обычной школе. Они там каждого ребёнка буквально лелеют, носят на руках, учат, воспитывают и главное – любят. У Гриши была педагог по сольфеджио Ядвига Людвиговна, позже она стала женой Алексея Николаевича, который преподавал Грише специальность. Оба были прекрасные люди, всех детей очень любили, а моего Гришу, как мне казалось, особенно.

* * *

Я продолжала работать в Институте стали и сплавов, но дни мои там были сочтены. Нашу любимую начальницу Екатерину Григорьевну Михееву «ушли» не только из отдела, но и из института. На её место пришла чья-то «ставленница» Альбина Ивановна Прапор. Я сразу же назвала её «рыцарем без страха и упрёка». Совершенно беспринципная бабёнка, с очень низким интеллектом, но умеющая весьма умело и вовремя лизать пятки начальству. Я не скрывала негативного к ней отношения, и она очень скоро начала меня откровенно травить. Я, может быть, излишне эмоциональна, но на каждое её несправедливое замечание я отвечала в очень резкой форме. Вскоре я вынуждена была уволиться.

Не работать я не могла. Ребятишек надо было не только кормить, одевать, но и учить. Конечно, образование тогда было бесплатное, но за музыкалку нужно было платить, 25 руб. в месяц за каждого. В институте мой аванс, как раз, когда надо было платить, был ровно 50 руб. А жить на что? От Лёвы тогда было мало проку. Конечно, он приносил домой, если успевал, то, что оставалось у него от постоянных попоек, но было этого всё меньше и меньше, и нам отчаянно ни на что не хватало.