Гришеньке везло гораздо меньше. Он хоть и пошёл в тот же самый сад, но, когда Митя был уже в подготовительной группе, а Гриша – в младшей садовской, вдруг этот сад перевели на круглосуточный режим. «Подготовишек» разрешали брать домой каждый день, а остальных – только на выходные. Я, конечно же, не захотела для Гриши круглосуточного режима и перевела его в другой сад. Но это было совсем иное заведение! Гришеньке там пришлось совсем не сладко. Потом меня встречали воспитатели из прежнего сада и говорили, что я поспешила с переводом: ну, забирала бы ребёночка попозже, когда начальство садовское уже уйдёт – какая бы нянечка стала возражать, что на ночь у неё детишек станет поменьше?
Это был ещё 1971 г. Летом, как всегда, мы уехали на дачу, но следующую зиму вплоть до нашего переезда Гришенька промучился в этом не полюбившемся нам с ним саду. Правда, Лёва начал работать не 6, а 5 дней в неделю, субботу сделали вторым выходным днём, я по-прежнему пока работала и в субботу.
Гришенька быстренько «смикитил»: в субботу папа дома, значит, и он – тоже. В Митины каникулы он так же отказывался ходить в детский сад: Митька – дома, а он, что, рыжий?! Они вдвоём приезжали ко мне в институт, наш отдел тогда находился не в главном здании, а в бывшем Институте цветных металлов, рядом с гостиницей «Варшава». Напротив, в бывшей церкви, был кинотеатр, я их туда отводила, а потом мы обедали или в «Шоколаднице», или даже в ресторане гостиницы «Варшава», где были для нас, простых посетителей, «комплексные обеды» за вполне приемлемую цену. При нашем отделе, кроме главной комнаты, где мы сидели позади крохотного читального зала, была ещё и небольшая «подсобка». В ней мы раздевались, иногда обедали или пили чай. Тут я и устраивала своих мальчиков с альбомами, цветными карандашами, и они отсиживались до конца рабочего дня. Конечно же, Катя (а пока она была ещё нашей начальницей) старалась отпустить меня домой пораньше.
Да, я забыла кое о чём. Когда мы ещё жили на Варшавке и Митя пошёл в 1-й класс, Лёва только в сентябре взял отпуск и поехал с Гришей и Иришкой в Евпаторию. Должен был ещё ехать Лёдик, но у него начинался новый роман, и вообще он вскоре ушёл из семьи к новой жене. А Лёва провёл с ребятишками целый месяц у моря, и они были счастливы. Так что мы делали всё, чтобы как можно чаще «ограждать» Гришу от нелюбимого детского сада.
С новым детским садом ему тоже не повезло. Одно было хорошо: он был прямо рядом с нашим домом. Когда я начала очень много работать (а в это время Лёва – очень много пить), я иногда сидела за машинкой всю ночь, а утром мне нужно было ехать в институт. У меня иногда сил не хватало отвести Гришеньку в садик, и он шёл сам, а я стояла у окна задней комнаты, и он, входя в калитку садика, махал мне рукой. Тогда я ложилась минут на 40–60 поспать, а потом ехала на работу.
Воспитательницей в новом детском саду у Гриши была молодая, но грубая, неприветливая деваха Александра Александровна. Когда я просила её после Гришенькиной болезни оставить его в колготочках (а они всё закаляли детей!), она со мной не спорила, а за моей спиной, едва я выйду за дверь, заставляла его снимать колготки. Мне потом рассказывали об этом другие детки. Гриша старался не жаловаться. Однажды вечером я пришла за ним, а он один сидит в раздевалке: все детки на музыкальных занятиях, а у него украли из шкафчика «чешки», и ему не во что было переобуться. Но ведь можно было в этом музыкальном помещении посадить его на скамеечку! Нет, его наказали. А «чешки», как и многое другое в то время, были большим дефицитом, и мы всем моим отделом бегали по магазинам, чтобы их, проклятых, достать. Достали. В другой раз нам, родителям, с вечера объявили, что завтра в садике будет какая-то иностранная делегация и чтобы мы одели наших ребятишек понаряднее. Я постаралась. Надела Гришеньке белую рубашечку, галстук-бабочку и праздничные вельветовые шортики, которые вдруг «не приглянулись» заведующей, и опять мой сыночек отсиживался один в раздевалке. Как же я тогда скандалила! А толку?
Играть дети в садике могли только в игрушки, которые приносили из дома, брать с полок «садовские» игрушки категорически запрещалось. Если кто-то «цапал» игрушку с полки, тут же наказывался. И я вспомнила Митькин сад. Там воспитательница Надежда Петровна с вечера объявляла ребятам, что получены новые игрушки и кто завтра первым придёт в сад, будет помогать ей распаковывать коробки. Митька готов был ночь не спать, только бы успеть первым.