История Оливера

Неужели? «Да нет же, сейчас самый подходящий момент!» – кричит еще один внутренний голос.

Люблю ли я Марси?

Слишком сложный вопрос, чтобы на него можно было ответить просто «да» или просто «нет».

Тогда какого черта я так уверен, что хочу на ней жениться?

Потому что…

Пожалуй, это не очень разумно. Но почему-то мне кажется, что сама ответственность тут сыграла ключевую роль. Любовь рождается в ходе свадебной церемонии, как аппетит – во время еды.

– Оливер!

Первая же пассажирка в очереди оказалась той, о ком я думал. И выглядела потрясающе.

– Знаешь, я на самом деле соскучилась по тебе, милый, – произнесла Марси, а в это время ее руки блуждали по моей спине под пиджаком. Я прижимал ее к себе так же сильно, но от большего воздержался. Все-таки мы были в Бостоне. Потерплю, ничего со мной не будет…

– Где твой маленький саквояж? – спросил я.

– В этот раз он не такой маленький. Сейчас его досматривают, – подмигнула Марси.

– Ого! Нам предстоит показ мод?

– Обойдемся без крайностей!

Я обратил внимание на продолговатый пакет в ее руках. И предложил:

– Давай, понесу.

– Нет, оно хрупкое, – воспротивилась Марси.

– Так там твое сердце? – подтрунивал я.

– Не совсем, – ответила она, – просто подарок для твоего отца.

– Ах, вот как…

– Я нервничаю, Оливер, – сказала она.

Преодолев Мистик Ривер Бридж[66], мы совершенно увязли в предрождественской пробке на шоссе номер 1.

– Ах ты ж дерьмо! – выругался я.

– Что, если я им не понравлюсь? – ныла Марси.

– В этом случае после Рождества мы поменяем тебя на другой подарок, – пошутил я.

Марси надулась. Но даже при этом выглядела великолепно.

– Успокой меня, Оливер, – попросила она.

– Я тоже волнуюсь, – сказал я.

Вниз по Гротон-стрит. Въехать в ворота. И, наконец, попасть по длинной въездной дороге во владения Барреттов. Несмотря на то, что деревья попадались нечасто, тишина вокруг создавала атмосферу лесной чащи.

– Здесь так тихо, – сказала Марси. А, между прочим, могла бы отомстить мне за то, как я обозвал ее дом, сказав, что тут совершенная разруха. Но она была выше таких мелочей.

– Знакомься, мама, Марси Нэш, – представил я нашу гостью. Единственное достоинство бывшего мужа Марси заключалось в том, что он обладал великолепной фамилией – она звучала по-изысканному блекло и утонченно невыразительно.

– Марси, мы так рады, что вы приехали, – произнесла мама, – мы вас очень ждали.

– Я благодарна за ваше приглашение, – скромно ответила Марси.

Какая откровенная, просто блистательная чушь! Две леди с утонченным воспитанием обменивались избитыми фразами, в которых заключалась вся суть их социального положения. Потом последовали заявления из серии «Должно быть, вас измотала длительная поездка!» и «Ах, эти рождественские хлопоты – все это, наверное, для вас было так утомительно!».

Вошел отец, и леди зашли на второй круг. С той только разницей, что папа не скрывал своего восхищения красотой нашей гостьи. Затем, так как того требовали правила приличия, Марси поднялась в свою комнату, чтобы немного отдохнуть – ей ведь подобало выглядеть усталой после подобного путешествия.

А мы остались в комнате. Мама, папа и я. Началось все с расспросов, как жизнь. Мы удостоверились, что у всех все отлично. Что, естественно, было приятно слышать. Не слишком ли устала «очаровательная девушка» – так Марси охарактеризовала мама, – чтобы спеть с нами несколько рождественских гимнов? На улице лютый мороз!

– Марси – крепкая девушка, – ответил я, по-моему, имея в виду не только телосложение. – Она сможет петь хоть в самую пургу!

И тут она вошла, одетая в лыжный костюм, которые будут носить в Санкт-Морице[67] в этом году.

– Надеюсь, за завываниями ветра не будет слышно, как я не попадаю в ноты, – улыбнулась Марси.

– Это неважно, дорогая, – судя по всему, мама поняла ее буквально, – важен esprit.

Мама всегда готова вставить словечко на французском. Все-таки она целых два года проучилась в колледже Смит – и ей не стыдно было этим щеголять.

– Потрясающий наряд, Марси, – заметил отец. Уверен, он восхищался тем, что крой лыжного костюма не скрывал ее… аппетитных форм.

– Неплохо защищает от ветра, – ответила Марси.

– В это время года здесь бывает очень холодно, – добавила мама.

Да уж, некоторые могут прожить долгую и счастливую жизнь, не обсуждая вообще никаких тем, кроме погоды!

– Да, Оливер мне сказал об этом, – ответила Марси. Ее выдержка поражала – она переносила все эти светские беседы с удивительной легкостью, словно болтала с друзьями у костра.

В полвосьмого мы присоединились к сливкам общества Ипсвича, собравшимся в церкви, коих было порядка двух десятков. Самым старым в нашем хоре был Лайман Николс (выпускник Гарварда 1910 года), самой молодой – дочь моего одноклассника Стюарта, малютка по имени Эми Харрис, которой едва исполнилось пять лет.

Стюарт оказался единственным, на кого моя избранница не произвела впечатления. Да и с чего ему было думать о Марси? Он был вполне счастлив с маленькой Эми (взаимно) и со своей женой Сарой, которая осталась дома с десятимесячным Бенджамином.