Чуть погодя девчушка вернулась с фиалкой. Цветок застенчиво лег в большую ладонь в ожидании ответа. Но Роден смотрел сквозь «робкую крохотную ручку, сквозь фиалку, сквозь ребенка, сквозь весь этот маленький акт любви», заметил Рильке. Как ни в чем не бывало, скульптор продолжал беседу, и девочка отступила.
Скульптор рассказывал Рильке о своей учебе, затем пустился в рассуждения о школах искусств, где, по его мнению, учили лишь рабски повторять природу в доступных подробностях. Там редко встречались учителя вроде Лекока, который научил Родена видеть чувствами, глазами, «прорезавшимися в сердце».
Малышка вновь попыталась привлечь внимание скульптора. Ее новое подношение, раковина улитки, наконец заинтересовало Родена. Он перевернул раковину и улыбнулся: «Вуаля». Вот он, прекрасный образец в духе греческого искусства, сказал Роден. Гладкая поверхность, простая геометрия – раковина будто излучала жизнь. Внешне она отражала безупречные законы природы, как совершенное произведение искусства.
И – вуаля – раковина неожиданно открыла Рильке устройство роденовского разума: как улитка, прячется он в свое укрытие, выглядывая лишь по собственному желанию.
Рильке решился заговорить. Старательно подавляя немецкий акцент, он спросил, какое место скульптор уделяет любви в жизни художника. Как найти гармонию между искусством и семьей? Роден ответил, что лучше быть одному, разве что обзавестись женой, ведь «мужчине не обойтись без женщины».
После бесед Рильке в одиночестве отправился на прогулку в лес, чтобы обдумать жесткую правду, которую ему открыл скульптор. Дом Родена удручал. В семье не было любви. Скульптор знал об этом и нисколько не переживал. Он знал лишь то, кем являлся, – творцом, художником, и больше для него ничего значения не имело. Он придерживался собственных правил, и оценивать его по чужим было ошибочно. Он жил в своей вселенной, и это, по мнению Рильке, куда важнее, чем жить в мире, созданном другими. Теперь Рильке будто даже одобрял, что скульптор не понял его поэзии и не знал других языков. Невежество надежно оберегало его священное царство.
Рильке вдыхал холодный сырой воздух, и внутри него росло чувство свободы. Ему стало легче – теперь он получил направление, хоть и не знал пока, как достичь цели. Он верил Родену, который сказал, что усердный труд сам проведет по нужному пути.
После прогулки в лесу все вокруг виделось по-новому. Теперь Рильке замечал красоту вокруг: безмятежное небо, пара лебедей в пруду, тянущиеся к солнцу бутоны роз. Даже усыпанная каштанами аллея вдруг обрела иной смысл – стала дорогой, ведущей вперед. Пускай путь и зарастает густо дикостью жизни, но настоящий художник не сбивается с дороги, несмотря ни на что.
Тем вечером Рильке написал жене: «Художник не смотрит по сторонам». Вот почему великие люди вроде Родена и Толстого живут просто, «отвергая все, в чем не нуждаются». «Выбирать следует или одно, или другое: или счастье, или искусство».
Как же воспринимала эти новости Клара Вестхоф, которая ухаживала за ребенком в Германии? Рильке писал, что в первую очередь они с женой – не супруги, бредущие по одному пути, а художники, которые идут параллельными, но разными дорогами. Он поддерживал искусство Клары, но редко сочувствовал жалобам на трудность воспитания ребенка. Когда Клара сетовала на утомление, он говорил, что легкая усталость – вполне здоровое чувство. Покровительственный тон он иногда смягчал притворными хвалами: при такой твоей силе и стойкости «одной ночи хватит, чтобы отдохнуть».
Но в том сентябре Клара не стала так просто уступать. Она пожелала приехать в Париж и еще раз повидаться с Роденом. Рильке согласился, но убедил оставить Руфь. Париж едва ли подходит для ребенка – так он решил. Начать с того, что это обойдется неимоверно дорого, гостиницы переполнены, а времени хватает только на работу. По утверждению Рильке, Роден поддержал его. «Я говорил с ним о тебе и о Руфь… Да, нужно трудиться, только трудиться. И быть терпеливым».
Вестхоф послушалась мужа. Она оставила Руфь родителям в Обернойланде, городке неподалеку от Ворпсведе, и собиралась поехать в Париж на следующий месяц.
Рильке провел в компании Родена десять дней и затем написал своему новому учителю письмо. Он признавал, что довольно странно общаться в письменном виде, ведь они часто встречаются, но языковой барьер мешал поэту в полной мере выразить свои чувства. В крохотной комнатенке Рильке сидел за столом и старательно подбирал слова, чтобы точно объяснить скульптору, насколько тот его вдохновляет. Роден дал ему силы, дал возможность пережить страдания одиночества, научил принимать жертвенность и «находить смирение даже в смятении бедности». Он писал, что жена поддерживает его и вскоре тоже приедет в Париж. Если бы только они оба нашли работу в городе, то не спешили бы уехать. Поэт чувствовал, что это путешествие «переродит его жизнь».
Вместе с письмом он послал пару рифмованных строк, которые родились у него во время прогулки по Люксембургскому саду.