История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Поэзия стала богом для Рильке, а слова – ангелами, что ведут в обитель божества. Тогда к нему и вернулся шартрский ангел и принес стих. В «Ангеле с солнечными часами» Рильке смиряется с расстоянием, которое отделяет его мир от мира ангелов. Он вспоминает, как ветер едва не сбил его с ног, но ангел остался неподвижен. И он задается вопросом, как хорошо этот ангел, неусыпно держащий солнечные часы, понимает другой мир, и пишет в последней строке: «Что в нас ты, камень, понял на свету?»

Все мысли, которые последние девять месяцев бродили в голове Рильке, восторженно полились на бумагу и оформились в первую часть двухтомного сборника «Новые стихотворения». И хотя поэт вновь писал, у него не было ни денег, ни стремлений. Вновь он почувствовал себя отвергнутым блудным сыном.

Теперь, когда его против воли изгнали из «отчего» дома, он увидел притчу в другом свете. Возможно, путешествие блудного сына в неизведанные земли – это не себялюбие, а храбрость. На самом деле можно только пожалеть старшего сына, не решившегося уйти. Он полагал, что судьба человека привязана к месту рождения и жизнь состоит из непрерывного тяжелого труда. А блудный сын отправляется навстречу приключениям, почувствует свободу и даже, может быть, найдет Бога.

Таким блудного сына изобразил Роден – на коленях и с воздетыми к небу руками. Сначала работа называлась «Блудный сын», но затем название изменилось на «Молящийся», однако Рильке считал, что оба неверны и написал в монографии: «Это не статуя сына, молящегося отцу. При таком отношении Бог необходим, а эта коленопреклоненная фигура – изображение всех, кто в Нем нуждается. Весь мир принадлежит этому мрамору, но он одинок».

В стихотворении «Уход блудного сына» Рильке отразил это мнение.

и всё ж, рука с рукой, прочь, решено,
рвать, исцелённое б рвалось так снова,
но прочь: куда? в безвестность, нет иного,

А в последних строках поэт восторгается уходом блудного сына, а не его возвращением:

Всё на себя взять, и исчезнуть из не —
удержанного, уронить, ни с чем
оставшись, умереть, да, но зачем —
И это ли начало новой жизни?

Во всяком случае, для Рильке это стало началом новой главы. Он по-настоящему покинул дом Родена и к концу июля вновь переехал – сначала на берег Бельгии, а затем в Берлин. Покровитель поэта Карл фон дер Хейдт послал ему две тысячи марок в качестве поддержки в тяжелое время.

«Последнее время было весьма сумбурным, а отъезд из Парижа – трудным и внутренне сложным», – писал своему покровителю Рильке.

В сентябре поэт решил посмотреть Грецию и написал фон дер Хейдту с осторожной просьбой выслать денег и на это путешествие. Поэт планировал закончить второй очерк о Родене и считал лучшим местом для работы Грецию, духовную родину скульптора.

Но планы нарушила баронесса, пригласив Рильке погостить в ее доме на Капри. К тому времени терпение фон дер Хейда истощилось. Он упрекал Рильке за жадность и утверждал, что финансовая поддержка требуется художникам лишь в начале работы, а впоследствии они должны стремиться к независимости.

Ответ Рильке намеренно запутал, заявив, что не в состоянии себя обеспечить именно потому, что стремится к независимости. Работа у Родена слишком долго лишала его собственного творчества, и он не собирается вновь променять свободу на заключение.

В конце концов, фон дер Хейдт выслал деньги, и на свой тридцать первый день рождения Рильке отправился на Капри.

Не только покровителя поэта раздражала его дорогостоящая прихоть – путешествия. В Берлине Вестхоф жаловалась новой подруге Андреас-Саломе на частые отсутствия мужа. «Внутренний брак», основанный на письмах и расстоянии, вынудил Клару в одиночку растить Руфь, а дохода от преподавания едва ли хватало на жизнь.

Андреас-Саломе пришла в ужас. И посоветовала подруге обратиться в полицию, если муж вскоре не займется своими отцовскими обязанностями. Вестхоф, должно быть, догадывалась, что любое предложение о законном решении дел (особенно поступившее от дорогой Лу) унизит Рильке и наверняка пойдет во благо. В письме она передала мужу слова подруги.

Письмо вполне ожидаемо испортило Рильке итальянские каникулы. В ответ поэт принялся пылко оправдываться перед женой и иносказательно перед Андреас-Саломе, которая наверняка узнает о письме. Он обвинял подругу в лицемерии и напоминал, что именно она убеждала его ставить искусство прежде всех внешних требований. Отцовство – прекрасное стремление, но призвание поэта важнее, писал он, напрочь забыв, что изначально Андреас-Саломе советовала вовсе не заводить семью.