История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Уверенная, что посредничество Рильке приведет к желаемому результату, Клара приехала в Париж, чтобы начать работу в апреле. Два месяца Рильке посылал Родену письма, буквально умоляя того позировать для Вестхоф. Он объяснял, что музей в Мангейме уже сделал заказ на бюст и что теперь репутация Клары как скульптора зависит от того, как она его выполнит. Когда Роден промолчал и в этот раз, Рильке решил воздействовать на его самолюбие, утверждая, что такой великий человек, как он, Роден, поможет талантливой женщине пробудить свое спящее дарование. Он цитировал ему письмо жены, в котором та писала: «Я и надеяться не могла, что сам Роден будет мне позировать».

В ответ Рильке получил очень вежливое письмо, в котором, однако, о сути его просьбы не было сказано ни слова. Наконец поэт принужден был сказать Кларе, что Роден просто «и слышать пока не хочет о том, чтобы позировать для бюста». Хотя тот не ответил решительным отказом, просто обходил предмет молчанием, и все. Оставалось рассчитывать только на Мёдон, куда Роден пригласил Рильке и Вестхоф завтракать в мае. Они провели очаровательное утро, перед отъездом Рильке подтвердил, что вернется через пару дней со своим издателем. Они договорились вместе отобрать фотографии работ Родена, чтобы проиллюстрировать переиздание его монографии о скульпторе.

Роден согласился, но, когда Рильке вернулся несколько дней спустя, оказалось, что скульптор передумал. Он отказался дать поэту фотографии и не сказал, почему. Рильке поклялся, что двух нарушенных Роденом обещаний с него довольно, больше он терпеть не станет. Вестхоф, зная, что ей самой ни за что не уговорить Родена позировать, вернулась в Мюнхен, где вскоре принялась лепить бюст знакомой Рильке, чешской баронессы Сидонии Надерни.

«На него ни в чем нельзя больше положиться», – сделал заключение Рильке. Внезапная перемена в настроении Родена теперь была столь же «неожиданна», как и восемь лет назад, когда он вдруг уволил Рильке. Но теперь поэт знал, что это «вероятно, последний разрыв, и примирения уже не будет».

Глава 18

Когда в городе пышным цветом расцвел авангардизм, Роден в пику ему объявил себя вождем «аванзадизма» (avant-derniers). В салоне де ла Сосьете Насьональ 1913 года он выставил совершенно несовременный мраморный бюст Пюи де Шаванна, художника, чья репутация создателя декоративных полотен, или «художественных обоев», привела к тому, что публика забыла о нем еще за пятнадцать лет до его смерти. Однако Роден объявил его гением и готов был рискнуть собственной репутацией в его защиту.

И без того отодвинутый новейшими течениями в искусстве на самый край тогдашней художественной сцены, Роден начал удаляться и от Парижа. Неделями он жил на юге, где учился живописи у Ренуара, взамен обучая того ваянию. Художник был тогда уже стар и болен артритом, так что ему приходилось привязывать кисть к запястью. У Родена тоже не все было хорошо со здоровьем, но даже в своем продвинутом возрасте он радовался как ребенок, узнавая что-то новое.

Еще он совершал паломничества по своим любимым соборам, вглядываясь в них все с тем же непреходящим восторгом, который владел им, когда он был еще ребенком и учился в школе. Он зарисовывал колонны, лепнину, витражи и сени над алтарями, записывал свои впечатления. Отдавая должное старым мастерам, чье творчество особенно увлекало его в последнее время, он не мог пройти мимо строений, которым был обязан своим образованием в большей степени, чем кому-либо из людей.

Собор был прародителем скульптуры, именно его тело веками украшали всякого рода объемными изображениями и резьбой, пока рельефы, орнаменты и статуи не сошли со стен и не превратились в самостоятельные произведения искусства. Без соборов, считал Роден, скульптура не была бы такой, какой мы знаем ее ныне.

В начале 1914 года Роден собрал свои размышления о соборах и, сопроводив их сотней свободно-ассоциативных рисунков, выпустил книгу под заглавием «Соборы Франции». Ее главы отражают прихотливый маршрут художника из Шартра в Бове, из Бове в Лион и, наконец, в Реймс, город в девяноста милях к северу от Парижа, где вознес к небу свои величественные башни шедевр французской готики XIII века, любимый собор Родена.

Самая объемная глава книги Родена посвящена именно собору в Реймсе, перед которым днями напролет художник стоял, объятый попеременно «ужасом и восторгом». В нем было «что-то ассирийское», писал он, но производимое им впечатление было глубже впечатления от пирамид. Тридцать шесть страниц Роден заполнил наблюдениями над собором с фасада, в трехчетвертном ракурсе, из окна отеля, из-под свода нефа, а также при дневном свете и ночью. Целый вечер, проведенный им в нефе, оставил у художника впечатление пребывания в гроте Аполлона, где все замерло в ожидании воскреснувшего божества. Он представлял себе, как прекрасно смотрелся бы его «Мыслитель» где-нибудь в боковом приделе. Или в крипте, где «глубокие тени придали бы этой статуе дополнительную мощь».