История Рильке и Родена. Ты должен измениться

Многие друзья уговаривали его жениться на ней, пока еще не поздно. Такой шаг представлялся им справедливой наградой за ее пожизненную верность. Роден в конце концов согласился, и 28 июня 1917 года женился на женщине, которая пятьдесят с лишним лет была спутницей его жизни. Мэр Мёдона провел официальную церемонию под канонаду находившейся неподалеку фабрики по производству снарядов. Присутствовали сын молодоженов, немногие близкие друзья и кое-кто из сотрудников, причем все обратили внимание на улыбку Родена, который всю недолгую церемонию косился на стол с выпечкой. Бере сохраняла свой обычный угрюмый вид.

Через несколько дней после свадьбы новобрачная слегла с сильной простудой. Между двумя пастилками от кашля она призналась секретарше, Турель: «Умирать мне нисколько не страшно», только не хотелось уходить раньше Родена, оставлять его одного. Две недели спустя, в Валентинов день, Турель вошла в дом и увидела Родена: он стоял посреди комнаты недвижно, «как статуя», не сводя глаз с Бере. Слезы текли по его щекам, он шептал: «Я один, я совсем один». Его жена умерла от пневмонии. Турель переодела Бере в белое платье, и они похоронили ее в могиле для двоих в саду мёдонского дома, под статуей «Мыслитель».

После этого здоровье Родена стало стремительно ухудшаться. Легочная инфекция не позволила ему покинуть Мёдон, где он доживал свои последние месяцы почти в полном одиночестве. Вредная сиделка держала его взаперти, как младенца, жаловался он. Навещали его теперь лишь самые преданные бывшие любовницы да кое-кто из знакомых, и то больше в надежде перехватить напоследок что-нибудь из его рисунков или фотографий. Сын тоже ненадолго вернулся, но бросил отца, едва узнав, что все его предполагаемое наследство отойдет государству. В глазах закона Огюст был сыном Бере, и только, а значит, не имел права ни на что из имущества Родена без завещания последнего.

Пять дней Роден, трясясь в лихорадке, лежал в постели, у которой сменялись поочередно три сиделки, «три Парки», как он их называл. 17 ноября 1917 года вода заполнила ему легкие. Испуская последний вздох, он застонал и дважды вымолвил: «А еще говорят, что Пюи де Шаванн не отличный художник!»

Вестхоф раньше Рильке узнала о смерти Родена. Она снова жила в Ворпсведе, обустраивая для себя и дочери постоянный дом. Оттуда она и отправила поэту печальную весть. Она писала, что Париж будет теперь «совершенно пуст без него».

Рильке как раз собирался послать Вестхоф запоздалое поздравление с днем рождения, когда получил от нее это письмо. И хотя они с Роденом так и не преодолели свои разногласия, новость опустошила поэта, отодвинув все прочие занятия на второй план. «Как и я, ты наверняка погружена сейчас в воспоминания и грусть, и, вместе с потерей Парижа и всего, что там осталось, нам придется перенести еще и эту, финальную утрату», – писал он Кларе.

С тех пор и до самой смерти он утверждал, что именно влияние Родена было на него сильнейшим в жизни. Рильке считал, что, возможно, художника было бы проще оплакать, не уйди он в разгар войны, которая бушевала еще год после его смерти. Соболезнующие письма, которые потекли в его квартиру в Мюнхене, лишь усугубили его ощущение почти сюрреалистической бесчеловечности жизни.

Друг поэта граф Кесслер пытался утешить его, поделившись с ним собственным опытом войны и тем смыслом, который он в ней нашел. Он рассказал Рильке, что его трогала постоянная готовность огромного числа людей вокруг рисковать своей жизнью.

В ответ Рильке спрятал лицо в ладонях. Нет ничего значительного в смерти на войне, сказал он. Единственное, чему стоит принести в жертву даже жизнь, – это искусство. Бронза Родена, мрамор Микеланджело, темное море Дуино – вот ради чего стоит сражаться, объяснял он Кесслеру. А война – это занятие для бесталанных.

После того разговора Кесслер записал в дневнике, что только теперь осознал, до какой степени Рильке ничего не понимает в человеческой природе. Не удивительно, что война показалась слишком настоящей, слишком физической поэту, который живет исключительно в царстве духа. Аполлон, заключил граф, вот единственный бог Рильке.

Слова мало чем могли помочь тем, кто, как Рильке, вышел из войны истерзанным духовно и деморализованным. Но писательница Сильвия Бич видела надежду для парижан в Музее Родена, который открылся в 1919 году. Из-за боевых действий официальное придание особняку статуса музея пришлось отложить, но теперь, когда солдаты будут «возвращаться от ратного труда к вечной красоте искусства, пилигримы с разных континентов потоками устремятся к святилищу прекрасного, Музею Родена», – писала она. Музей и сегодня остается домом для самой большой в мире коллекции скульптур Родена. А на его стене висит табличка: «Здесь с 1908 по 1911 год жил поэт Райнер Мария Рильке, благодаря которому об этом доме узнал и Огюст Роден».

Глава 19