История России

Достраивание Путиным властной монополии имело своей первоначальной целью не столько введение элит, действовавших вне правового поля, в его пределы, сколько их политическую нейтрализацию. Если они обнаруживали к этому готов­ность, то и власть готова была сохранить за ними экономические и статусные при­обретения ельцинского периода, какими бы способами они ни осуществлялись. Учи­тывая же, что осуществлялись они — с юридической точки зрения — не совсем корректно или совсем не корректно, нетрудно понять, почему преобладающая часть элиты на новые правила игры согласилась. Тем более что именно против несогласных был запущен механизм обещанной «диктатуры закона», которая своему названию не очень соответствовала. Она не соответствовала ему, во-первых, потому, что закон — даже тогда, когда он не нарушался — применялся избирательно, т.е. только по отно­шению к политическим оппонентам власти, а во-вторых, его применение зачастую сопровождалось процессуальными нарушениями со стороны правоохранительных ор­ганов. При подконтрольности встроенных в «вертикаль власти» судов такого рода на­рушения могли интерпретироваться и интерпретировались как места не имевшие³⁷¹ .

Таким образом, на новом витке исторической эволюции происходило возвраще­ние к инструментальному использованию принципа законности в политических целях. Это, в свою очередь, означало, что в постсоветской России восстанавливалась советская модель имитационно-правовой государственности. Оказалось, что она вполне может обходиться без коммунистической идеологии и сосуществовать с част­ной собственностью и рыночной экономикой.

Имитационность — это и есть способ функционирования государства в общест­ве с протогосударственной культурой, в которой абстрактные представления о закон­ности и праве уже закрепились, а конкретный образ общественного порядка, таким представлениям соответствующего, еще не сложился. Но при демократически-выбор­ной легитимации власти имитационность неизбежно распространяется и на демокра­тию, т.е. на сферу политических прав и свобод. Финансовый, административный и ин­формационный контроль над выборной процедурой означает ограничение свободной политической конкуренции, что не соотносится с узаконенным принципом равенства демократических прав граждан и их политических организаций. В правовом государ­стве на страже этих прав стоит суд. В государстве имитационно-правовом суд, будучи вмонтированным в «вертикаль власти», призван не столько гарантировать верховен­ство права над политикой, сколько обеспечивать ее доминирование³⁷² .

Воссоздание в обновленном виде советской модели имитационно-правовой и имитационно-демократической государственности явилось одновременно и воспро­изведением советского государственного утилитаризма. Последний, напомним, от своих прошлых отечественных аналогов отличался тем, что был светско-идеологиче- ским, т.е. использовал декларировавшиеся коммунистической системой идеалы как средство поддержания ее устойчивости. Все, что делалось властями в СССР, объявля­лось продвижением к коммунистическому будущему. В постсоветской России освобо­дившееся место коммунизма занял идеал демократически-правового государства. Но и он, как выяснилось, может использоваться в качестве утилитарного средства для утверждения и укрепления авторитарной власти, по отношению к которой принцип законности и выборности должностных лиц выступает не определяющим, а определя­емым, т.е. вторичным и производным. Это значит, что постсоветское государство, по­добно советскому, вынуждено вуалировать свою политическую природу. А это, в свою очередь, дает основания предполагать, что постсоветская государственность, как и ее предшественница, является государственностью ситуативной, стратегического изме­рения лишенной. О том, что такое предположение по меньшей мере не беспочвенно, свидетельствуют и некоторые другие ее особенности.

Встраивание в президентскую «вертикаль власти» парламентского представи­тельства, региональных лидеров, суда и прокуратуры, ведущих каналов массовой ин­формации и крупного бизнеса означало предельную бюрократизацию этой «вертика­ли». Опорой политической монополии может быть только чиновничество, которое нуждается в ней не меньше, чем она в нем. Показательно, что непримиримо противо­стоявшие друг другу на исходе ельцинского правления группы бюрократии, каждая из которых надеялась привести к власти своего кандидата в президенты, после победы Путина быстро вокруг него консолидировались20. Персонифицированная политиче­ская монополия максимально отвечает нуждам чиновничества, поскольку обеспечи­вает ему монополию административную. Оно получает не только право представлять общий интерес, но и возможность бесконтрольно использовать свое положение для обслуживания интересов собственных, частных и корпоративных.