История России

Первопроходцем на этом пути стала крупнейшая нефтяная компания «ЮКОС», которая начала целенаправленно осуществлять курс на прозрачность своей финансо­во-экономической деятельности. По мере же реализации этого курса у руководителей компании возникало ощущение независимости от бюрократии, что, как казалось, от­крывало возможность для независимого от нее субъектного позиционирования, при­чем не только экономического. ЮКОС спонсировал многочисленные проекты в облас­ти образования, поддерживал гражданские организации, лоббировал законопроекты в Государственной думе и даже финансировал оппозиционные Кремлю политические партии. Возможно, будущим историкам масштаб событий, связанных с ЮКОСом, не покажется столь значительным, каким он видится нам с близкого расстояния. Возмож­но, они не усмотрят в этих событиях той исторической развилки, какую усматриваем мы. Заметим, однако, что наш угол зрения определяется не только огромным общест­венным резонансом, которым сопровождалось в стране и мире «дело ЮКОСа». Мы рас­сматриваем его в исторической ретроспективе, а именно — в контексте многовековой отечественной традиции взаимоотношений между политической властью, бюрокра­тией и бизнесом.

ЮКОС бросил вызов этой традиции, поставив власть перед выбором: либо искать новый, нетрадиционный для страны баланс сил между бюрократией и деловым клас­сом, легитимируя субъектность последнего и опираясь на обозначившийся в нем зап­рос на правовой порядок (при законодательном ограничении его притязаний, если они кажутся чрезмерными и деструктивными), либо пресечь наметившуюся тенден­цию и вернуть претендентов на общественную субъектность в их старую «объектную» нишу³⁷⁶ . Предпочтение отдали второму варианту: руководители ЮКОСа в 2003 году оказались в тюрьме, а потом на скамье подсудимых и были приговорены к длитель­ным срокам лишения свободы. Тем самым власть продемонстрировала верность оте­чественной государственной традиции. Могла ли она сделать иной выбор и каковы были бы его последствия, страна уже никогда не узнает. Последствия же принятого ре­шения выглядят достаточно очевидными.

О юридической стороне «дела ЮКОСа» мы судить не беремся. Полагаем, однако, что в направлении правовой государственности оно страну не продвинуло. Закон и в данном случае был применен избирательно: правонарушения, вмененные в вину руководителям компании, в 1990-е годы прошлого века в российском бизнесе были повсеместными, что не отрицается и самими предпринимателями. С этой точки зре­ния, «дело ЮКОСа» стало еще одним, быть может, самым выразительным подтвержде­нием доминирования в постсоветской России политики над правом.

Что касается проблемы очищения «вертикали власти» от коррупционных на­ростов, то ее решение в результате не только не облегчилось, но, скорее, затруд­нилось. Зависимость напуганного репрессиями бизнеса от бюрократии возросло, их коррупционно-теневой союз укрепился. Это значит, что укрепилась и ситуативная бю- рократическо-авторитарная государственность. Но едва ли не главная особенность та­кой государственности заключается в том, что ее усиление еще больше ослабляет ее стратегический потенциал. Потому что оно означает замораживание общества в атомизированном «объектном» состоянии, лишенном источников и стимулов инно­ваций и исключающем трансформацию протогосударственной культуры в государ­ственную. А это, в свою очередь, означает, что блокируется и становление нации, т.е. решение задачи, которая встала перед Россией после распада советской империи, а вместе с ней — и «новой исторической общности», каковой в СССР был объявлен со­ветский народ.

Без консолидирующих население общих ценностей, в том числе и государствен­ных, коллективное «мы» современных гражданских наций не возникает. Между тем в протогосударственной культуре (она же культура протонации) не может сложиться и закрепиться даже объединяющий людей образ желательного государства, что мы и наблюдаем в постсоветском российском обществе. Социологические опросы фикси­руют в нем четыре большие группы. Одна часть россиян хотела бы видеть в стране го­сударство западного типа, другая отдает предпочтение советскому варианту, третья полагает, что оно должно быть принципиально новым, аналогов в прошлом и настоя­щем не имеющим, а у четвертой какой-либо образ предпочитаемой государственнос­ти не сложился вообще³⁷⁷ . Это — не воспроизведение старого социокультурного раско­ла. Раскол означает непримиримый конфликт ценностей, между тем как в данном случае правомерно говорить лишь о несовпадении абстрактных представлений, воз­никающих на основе позитивных или негативных реакций массового сознания либо на современный зарубежный политический опыт, либо на опыт отечественный — ны­нешний и прошлый.