История России

С одной стороны, оно тяготело к сращиванию с политической и административ­ной властью и укреплению своих позиций в коррупционно-теневом союзе с ней, что заметнее всего обнаружилось в феномене ельцинских «олигархов». При такой уста­новке энергия и предприимчивость бизнесменов проявлялись главным образом в под­коверной борьбе за распределение еще неприватизированной государственной собственности и получение должностей во властных структурах, что увеличивало их шансы на успех в этой борьбе и обеспечивало конкурентные преимущества их бизне­су. Понятно, что после попадания во властную элиту или сближения с ней предприни­матели претендовали на роль субъектов социально-политической и технологической модернизации страны еще меньше, чем другие элитные группы. Движение к правово­му порядку, формирование конкурентной среды и делового климата, стимулирующе­го инновации, с их непосредственными интересами не сочетались и не соотносились.

С другой стороны, в российском бизнес-классе постепенно вызревали и иные установки. Несмотря на то, что приобретение собственности в ходе приватизации, как правило, не было обусловлено особыми личностными качествами и предпринима­тельскими талантами приобретателей, эффективные собственники в стране появи­лись. Это произошло прежде всего в отраслях, обслуживающих массового потребите­ля (например, в пищевой), а также в тех, продукция которых пользуется спросом на мировых рынках (главным образом в сырьевых и в металлургии). Иными словами, на развалинах экстенсивной советской экономики стали возникать анклавы интен­сивного рыночного хозяйствования, оснащенные западными технологиями и совре­менным менеджментом, а нередко и при участии иностранного капитала.

Можно сказать, что в данном отношении постсоветская Россия тоже восстанав­ливала преемственную связь с Россией досоветской. В том и другом случае речь идет о мобилизации личностных ресурсов предпринимательского класса на интенсифика­цию хозяйственной деятельности и технологическую модернизацию. Но в том и дру­гом случае мы сталкиваемся с частичной интенсификацией и локальной модерниза­цией посредством заимствованных зарубежных инноваций при отсутствии в стране инновационной среды и стимулов для ее возникновения и развития. Причина — одна и та же. Она — в традиционных взаимоотношениях российского бизнеса и российско­го государства, при которых первый выступает инструментом в руках второго и на роль самостоятельного субъекта, не говоря уже о социальном лидерстве, претендовать не может. В постсоветской же России ситуация усугубляется еще и наследием комму­нистической эпохи, доведшей огосударствление экономики до предела и разрушив­шей юридически-правовые механизмы, которые начали складываться в России Рома­новых и в определенной степени ограничивали произвол бюрократии по отношению к бизнесу.

Неудивительно, что именно та часть современного предпринимательского клас­са, которая ощутила готовность и способность быть самодостаточным игроком на рынке, начала тяготиться навязанным коррупционно-теневым союзом с бюрократией и испытывать потребность в правовом порядке. Однако в логику консервативной ста­билизации этот запрос не вписывался. Пресекая первую из отмеченных нами тенден­ций («олигархические» притязания бизнеса, его стремление приватизировать госуда­рство), «стабилизаторы» заблокировали и вторую (установку части бизнесменов на освобождение от опеки бюрократии и желание не допустить ее превращения в моно­польного и бесконтрольного собственника государства). Но это и означало, что накоп­ленные в предпринимательской среде личностные ресурсы, необходимые для социаль­но-политической и технологической модернизации, не были востребованы.

Таким образом, субъектом инноваций российскому бизнесу в обозримом буду­щем стать не суждено: при отсутствии правового порядка и сопутствующем дефиците доверия к государству он не будет вкладывать деньги и предпринимательскую энергию в развитие ни тех отраслей, что остались с советских времен, ни новых производств, ко­торых в стране еще нет. Поэтому по-прежнему будет сохраняться устаревшая произво­дственно-отраслевая структура экономики, равно как и слабая конкурентоспособ­ность последней³⁸¹ . Если учесть, что время государственных модернизаций «сверху» в постиндустриальном мире стало навсегда прошедшим, то демобилизация личност­ного потенциала предпринимательского класса предстанет неосознанным отказом от модернизации как таковой.