История России

Консервативная стабилизация в данном отношении ничего изменить не в состо­янии уже потому, что именно эту систему отношений она и укрепляет, замораживая личностные ресурсы развития и в управленческом слое, и в бизнес-классе, и в других общественных группах. Таким образом, после очередной попытки воплотить в жизнь европейский либерально-демократический идеал Россия вернулась на привычный для нее «особый путь». Но такие возвращения никогда не бывают буквальными повторе­ниями. Существенные коррекции имели место и в данном случае, и выше мы попыта­лись некоторые из них зафиксировать. Однако коррекции эти не могли не сказаться и на выборе цивилизационной стратегии — независимо от того, насколько сознатель­но и последовательно он осуществляется.

Глава 24

На цивилизАционном перепутье

Едва ли не отчетливее всего беспрецедентная новизна вызовов и проблем, перед которыми оказалась постсоветская Россия, проявляется в трудностях ее цивилизаци- онного самоопределения. Инициированный еще при Ельцине всероссийский поиск «национальной идеи» можно рассматривать как попытку, скорее всего неосознанную, восстановить давнюю традицию самобытного цивилизационного проектирования, как очередную заявку на обретение цивилизационной самодостаточности. Но уже од­но то, что такую идею сформулировать так и не удалось, свидетельствует о глубине пе­реживаемого страной кризиса идентичности. Если прежние отечественные цивилиза- ционные проекты выявляли свою стратегическую нежизнеспособность после того, как выдвигались и начинали реализовываться, то теперь неразрешимые проблемы обо­значились уже на стадии самого проектирования.

Конституция 1993 года, независимо от замыслов ее авторов, документировала новую цивилизационную стратегию. От прежних комбинаций силы, веры и закона, воплощенных в соответствующих институтах, в ней не осталось и следа. Она не толь­ко декларировала универсализм закона и равенство перед ним, что при отсутствии свойственных советским конституциям ограничительных оговорок блокировало про­извольное применение силы. Провозгласив неотчуждаемость и природную первич­ность человеческих прав и свобод по отношению к государству и одновременно рас­ширив их границы до права избирать главу государства, Конституция лишила прежней политико-идеологической роли и веру. Отбрасывая ее атеистическо-комму- нистический вариант, Россия отказывалась и от использования ее религиозной фор­мы в качестве источника легитимации власти. А если учесть, что после многовеково­го подчинения государству церковь стала от него независимой, то принципиальная новизна постсоветского цивилизационного выбора страны станет очевидной. Отсю­да, однако, еще не следует, что остался в прошлом поиск ею своей цивилизационной особости и самобытности. Попытки сформулировать «национальную идею» свиде­тельствуют о нежелании от такого поиска отказываться. Неудачи же на этом пути лишь обозначили сложность и неподатливость проблемы. Отложив ее решение при Ельцине и продолжая откладывать при Путине, Россия остановилась на цивилиза- ционном перепутье.

Страны Восточной Европы и бывшие советские республики Прибалтики с подоб­ными проблемами не сталкивались. Они изначально ориентировались на интеграцию в современную западную цивилизацию и ее институты — иные «национальные идеи» всерьез не обсуждались уже потому, что не выдвигались. Поэтому многие из них до­вольно быстро оказались в составе НАТО и Европейского союза, а другие готовят себя к тому же и ждут своей очереди. Постсоветская Россия тоже сделала несколько шагов в этом направлении. Речь идет не только о статусном членстве в «Большой семерке» — клубе семи наиболее развитых стран мира, превращенном после принятия туда Рос­сии в «восьмерку», но и о вступлении в Совет Европы с сопутствующим признанием Москвой обязательными относящихся к ней решений Европейского международного суда по правам человека. Тем самым вектор цивилизационного развития был обозна­чен достаточно отчетливо. Страна двинулась в западную цивилизацию второго осево­го времени, самим этим движением подтверждая, что притязания этой цивилизации на осевой, т.е. глобальный, статус отнюдь не безосновательны. Но то не было и отка­зом от поиска самобытной альтернативы, который, однако, конкретного воплощения в новом цивилизационном проекте так и не получил.