История России

Эта ситуация неопределенности, в которой пребывает страна, не позволяет нам говорить об исторических результатах постсоветского периода, как мы делали это в предыдущих частях книги по отношению к другим периодам. Постсоветская эпоха уже имеет собственную историю, но это — история незавершенной современности, и подведение каких-либо итогов, даже предварительных, исключает по определению. Незавершенная современность не задает углов зрения для оценки глубины противобо­рствующих в ней тенденций. Ретроспективный взгляд позволяет уловить ее своеобра­зие и новизну по сравнению с предшествовавшим ей прошлым, равно как и ее преем­ственную связь с ним. Такой взгляд дает также возможность охарактеризовать различные тенденции, наблюдаемые в настоящем, как стратегически перспективные или тупиковые. Но о том, какая из них реально возобладает, смогут рассказать лишь будущие историки.

Российская история и российские почвенники

(полемическое заключение)

Вопрос, вынесенный в заглавие книги, может показаться риторическим. С распа­дом СССР история старой России, ориентировавшейся на расширение и сохранение имперского пространства, завершилась. Поэтому правомерно говорить и о «новом на­чале» этой истории. И тем не менее вопрос существует. Потому что «новое начало», ес­ли оно не сопровождается появлением нового исторического качества, способного обеспечить консолидацию и развитие страны, может оказаться началом временно от­ложенного дальнейшего распада, накопления его предпосылок.

Такой вариант не исключен, если становление российской государственности будет восприниматься как воспроизведение ее прежних моделей и, соответственно, прежних форм государственной идентичности — православной и имперско-держав- ной — посредством их сочетания. Мы предприняли наш экскурс в отечественное прошлое, чтобы напомнить не только об общепризнанных достижениях России на ее уникальном историческом пути, позволивших ей обрести и поддерживать статус великой державы, но и о том, что впечатляющие успехи на этом пути чередовались с государственными катастрофами, последняя из которых обернулась территориаль­ным распадом. Мы хотели напомнить и о том, что православная и державно-импер­ская формы идентичности, которые в наши дни пытаются идеологически синтезиро­вать представители российского почвенничества, в реальной истории органичному синтезированию не поддавались; это — апелляция к традиции, в действительности не существовавшей, ее конструирование задним числом. Постсоветские почвенни­ческие проекты, стимулируемые государственно-патриотической идеей «возрожде­ния великой России», кажутся нам бесперспективными в том числе и потому, что да­же в прошлом державное величие страны следствием реализации таких проектов никогда не было.

Православной идентичности, консолидировавшей будущую Московию во вре­мена татарского владычества, последняя обязана и освобождением от него, и созда­нием московской государственности, и расширением контролировавшегося Москвой пространства, и патриотическим сплочением против иноверцев в период первой русской смуты. Однако державно-имперский статус для Московии Рюриковичей ока­зался недостижимым, в этом отношении «Третьим Римом» она не стала, а попытки Ивана Грозного двигаться в данном направлении закончились разгромом в четверть­вековой Ливонской войне. Не принесли желаемых результатов и опыты первых Рома­новых по пересадке в отечественную почву военно-технологических достижений Запада при одновременном административно-принудительном укреплении право­славной идентичности и придании ей имперского звучания посредством унификации богослужения и церковных книг в соответствии с византийским каноном. Православ­ная идентичность ответила на это религиозным расколом. Поэтому трудно понять, что же именно имеют в виду постсоветские почвенники, предлагающие возрождать российскую имперскую державность на духовно-религиозном фундаменте допетро­вской «Святой Руси».