История России

Русское православное самодержавие было столь же закономерным продуктом экстенсивности, как и турецкий мусульманский султанизм, влияние которого на московских князей у историков не вызывает сомнений. И, подобно султанизму же, оно могло воспроизводить и укреплять себя только при условии, что установка на экстенсивное развитие успешно реализуется в военных победах и, соответствен­но, в новых территориальных приобретениях. Отличие же последующих судеб Рос­сии и Османской империи было предопределено тем, что первая раньше столк­нулась с идущим из Европы вызовом в виде военно-технологических инноваций, которые при замороженности личностных ресурсов элиты и населения, неизбежной в условиях несвободы, в необходимых масштабах страна оказалась не в состоянии даже заимствовать. Авторитарно-православный идеал и сопутствовавшие ему меха­низмы «беззаветного служения» были приспособлены для обслуживания историче­ской инерции, а не потребностей исторической динамики. Ответом на этот новый вызов и стала уникальная петровская модернизация, сопровождавшаяся сменой ав­торитарно-православного государственного идеала религиозно нейтральным авто­ритарно-утилитарным.

Государственный утилитаризм Петра вывел страну из прежних тупиков экстенсив­ности, а российскую государственность — из средневекового состояния, придав ей свет­ские формы. Но то не был прорыв к органическому интенсивному саморазвитию — петровское самодержавие, обновленное и укрепленное заимствованными достижени­ями Запада, оказалось для этого столь же мало приспособленным, как и допетровское. То был, повторим, перевод экстенсивности на более высокий технологический уро­вень. Поэтому политическое наследие Петра, как и его последователя Сталина, при­надлежат истории, а не современности. Нам кажется устаревшей не только их почвен­ническая апологетика (потому что их опыт форсированного принудительного державостроительства в нынешних условиях невоспроизводим), но и их почвенниче­ская критика (потому что разрушенные ими традиции невосстановимы). Актуально сегодня не то, что и как они делали и сделали, а то, что происходило после них. Проис­ходило же после них одно и то же — демилитаризация жизненного уклада, в результа­те чего мирная жизнь обретала самостоятельную ценность и переставала уподоблять­ся военной, и трансформация государственных идеалов, в которых появлялись либеральные и демократические составляющие. Происходила, говоря иначе, европеи­зация самих этих идеалов.

Постсоветские почвенники склонны интерпретировать послепетровские и пос- лесталинские трансформации и их неудачи как эмпирическое подтверждение беспоч­венности либеральных и демократических проектов в России. Однако трудно понять, в чем именно они находят историческую и современную почву для реализации более близких им православно-державных, державно-имперских, православно-языческих, евразийских и других идей, альтернативных либеральным и демократическим.

Единственной такой идеей, получившей в стране воплощение за последние три столетия, была коммунистическая: все остальные либо продвигали Россию по пути ев­ропеизации, либо приостанавливали это движение политическими подмораживания­ми и идеологическими коррекциями в старомосковском духе, не отменяя, однако, об­щего европейского вектора. В свою очередь, радикальный коммунистический поворот и в самом деле стал следствием неукорененности или, если угодно, беспочвенности в культурном коде народного большинства тех идеалов индивидуальной свободы и за­щищаемых законом прав личности, в том числе и права собственности, которые нача­ли входить в русскую жизнь со времен Петра III и Екатерины II. Они были отторгнуты народной «почвой», потому что последняя долгое время консервировалась в догосуда- рственном состоянии: европейские идеалы элиты накладывались на архаичный об­щинно-вечевой идеал крестьянских низов, не находя с ним точек соприкосновения и доводя до крайних пределов проходящий через всю отечественную историю раскол между государственной и догосударственной культурами.

Понять причины, предопределившие отторжение Россией либерально-демокра­тического проекта, — это, повторим, сегодня важно и актуально. Однако их понима­ние, на наш взгляд, не предоставляет весомых доводов для обоснования проектов, ему альтернативных. Потому что жизненную почву, питавшую такие проекты, XX век оста­вил в прошлом.