История России

Разумеется, главным препятствием для утверждения этой модели было не вече, а другое, более глубокое проявление социокультурного раскола — родовой принцип правления. Но и в противоборстве с ним московские правители будут действовать не с нулевой отметки. Андрею Боголюбскому не удалось одолеть его наскоком. Но его преемники продолжали более осторожно и осмотрительно двигаться в том же направ- лении¹⁰¹ . Новое положение владимиро-суздальских князей создавало и для этого более благоприятные, чем в других княжествах, предпосылки.

Будучи конструкторами жизненного уклада, они чувствовали себя вправе счи­тать территорию княжества не общеродовой, а своей личной собственностью, которой вольны распоряжаться по своему усмотрению. «Мысль: это мое, потому что мной за­ведено, мной приобретено, — вот тот политический взгляд, каким колонизация приу­чала смотреть на свое княжество первых князей верхневолжской (т.е. Владимиро-Суз- дальской. — Авт.) Руси»¹⁰² . Такой новый взгляд при сложившихся на северо-востоке оригинальных обстоятельствах мог получить легитимацию и получил ее. Поэтому ста­ла возможной и принципиально новая практика передачи территориальных владений по завещанию от отца к сыну — в обход братьев отца¹⁰³ . Правда, в домонгольский пери­од такая практика окончательно не утвердится и родовой принцип старейшинства полностью не вытеснит. Тем не менее окольным путем она себе историческую дорогу все же прокладывала.

Владимиро-суздальские князья, ощущая себя полновластными владельцами кня­жества и стремясь заблокировать конфликты и междоусобные войны между наследни­ками, стали завещать каждому из своих сыновей какую-то часть общей территории. С одной стороны, это сопровождалось дроблением княжества на все более мелкие и независимые друг от друга уделы (отсюда — термин «удельная Русь»). С другой сто­роны, в удельных княжествах почвы для восстановления родового принципа уже не было: здесь уходивший из жизни князь мог делить свои земли только между сыновья­ми, так как все его братья владели другими уделами. Однако вопрос о том, кому нас­ледовать главный княжеский стол во Владимире — старшему сыну умершего правите­ля или старшему из его братьев, до нашествия монголов однозначно решен не был.

Родовой принцип коллективного властвования и владения всей государствен­ной территорией постепенно уходил в прошлое, на смену ему шел принцип персо­нального властвования и владения. Но в своем первоначальном воплощении этот но­вый принцип не позволил консолидировать территорию даже того единственного княжества, где он впервые утвердился. Наоборот, ее расчленение становилось со вре­менем все более дробным. До тех пор, пока исчерпавший себя универсальный прин­цип не заменен другим, столь же универсальным, частичный отказ от него сопровож­дается не столько утверждением нового системного качества, сколько ускорением распада качества старого и его рецидивами — с их проявлениями Владимиро-Суз- дальская земля, со временем присвоившая себе имя «Русь», столкнется и в эпоху мон­гольского владычества.

Московским князьям потребуются многие десятилетия, чтобы создать легитим­ный механизм передачи всей власти и территории в руки одного наследника. Но начи­нать им придется не с нуля, их новое начало имело, пользуясь термином Гегеля, свое предначало.

Глава 6

Культурные предпосылки нового начала. Авторитарный идеал

К концу XV столетия, когда Русь окончательно освободилась от монголов и пере­стала быть их данником, в ней почти ничто не напоминало уже о домонгольских по­рядках и беспорядках.

Остались в прошлом родовой принцип властвования и княжеские междоусоби­цы, единой страной правил московский «государь всея Руси», власть передавалась по завещанию от отца к сыну.

Исчезла прежняя боярская вольница, но — не потому, что была упразднена (офи­циально ее никто не отменял), а потому, что утратила смысл: с присоединением к Москве всех крупных удельных княжеств переходить от московского князя боярам внутри страны стало практически не к кому, а переход к правителям иноземным те­перь квалифицировался как государственная измена.

Становились достоянием истории и городские вечевые институты — ко време­ни освобождения от монголов вече сохранялось только в Новгороде, Пскове и Вятке, а после подчинения этих городов Москве с городской вечевой демократией в преж­нем ее виде было покончено. Подчеркнем: не с вечевой демократией вообще, а толь­ко с той, при которой вече играло политическую роль. Да и с ней не навсегда, хотя и очень надолго.

Внешне все это выглядит резким разрывом с традицией, скачкообразным пере­мещением из одного исторического качества в другое. Скачок и в самом деле имел место в последней трети XV века, во время правления Ивана III. Но он мог произойти только потому, что теперь не был уже прыжком в бездну будущего без опорных точек в настоящем (в духе Андрея Боголюбского), а был подготовлен длительным процессом эволюции.