История России

Во-вторых, будучи единственными сборщиками дани, они получили возмож­ность превышать установленные монголами нормы и присваивать излишки себе, что существенно увеличивало их финансовые ресурсы и позволяло не только быть самы­ми щедрыми в подношениях правителям Орды, но и расширять подвластные Москве территории, выкупая их у неплатежеспособных удельных князей, а порой и у самих ха­нов — так было присоединено, например, нижегородское княжество.

В-третьих, вместе с присоединенными территориями под власть Москвы перехо­дили и бывшие владельцы этих территорий — удельные князья и их бояре, становив­шиеся боярами князей московских. Кроме того, особое положение последних позво­ляло им успешно переманивать бояр и у тех князей, земли которых Москве еще не принадлежали.

Само по себе это было не только не ново, но более чем традиционно: привычное право перехода от князя к князю в его практическом воплощении. И московские пра­вители не только формально не посягали на него, но именно на него-то и опирались. Старое становилось в Москве новым, потому что переходившие на московскую служ­бу бояре и удельные князья от дальнейшего пользования этим правом фактически отказывались. Они шли на службу в Москву, даже зная о том, что в 1379 году, при Дмит­рии Донском, имел место «воспитательный» прецедент с боярином Иваном Вельямино­вым. Он воспользовался своим законным правом и перешел от московского князя к его главному противнику — князю тверскому, активно участвовал на стороне последнего в борьбе с Москвой, но потом был пойман и впервые в Московии подвергся публичной казни. И тем не менее люди в Москву продолжали стекаться. Растущая армия москов­ского боярства хотела служить московским князьям и только им одним.

Такой союз в домонгольские времена был невозможен. В монгольский же пери­од феномен московского «князебоярства», как назвали его современные российские исследователи Юрий Пивоваров и Андрей Фурсов¹⁰⁶ , мог стать реальностью только по­тому, что Москва добилась права быть порученцем и подручным Орды, власть которой сомнению не подвергалась. По сравнению с выгодами, проистекавшими из близости к московской, а через нее и к ордынской, власти, преимущества прежних дружинных вольностей выглядели все более призрачными.

Исследователи не без оснований усматривают в «князебоярстве» зародышевую форму явления, которое предопределит существенную типологическую особенность отечественной государственности на столетия вперед. Речь идет о консолидированных околовластных структурах служилых людей (опричнина Ивана Грозного, петровская гвардия, сталинский партаппарат параллельно с органами госбезопасности), которые при рыхлости и неорганизованности общества являлись несущими конструкциями го­сударственности, обеспечивавшими неприкосновенность монопольной власти царей, императоров и генсеков и блокировавшими возникновение вокруг них конкурентной среды¹⁰⁷ . В системе московского «князебоярства» князь еще не был самодержцем. Само­держцем, возвышавшимся над ним и его боярами, был монгольский хан. Когда по­следнего не станет, система утратит вместе с ним и внешний источник своего внутрен­него равновесия. Тогда-то и выяснится, что «князебоярство» было лишь промежу­точным образованием между домонгольскими боярско-дружинными вольностями и послемонгольским всеобщим «государевым холопством». Или, говоря иначе, между свободой выбора службы, не регулируемой государственным правом, и государствен­ным подданством без прав. Но в монгольскую эпоху об этом еще никто не знал.

Московские князья и бояре были в ту эпоху нужны друг другу, их интересы тесно переплетались. Первые нуждались в военной силе, чтобы чувствовать себя уверенно в роли единственных ставленников Орды в обстановке потенциальных внутренних и реальных внешних угроз: Москве приходилось выдерживать противоборство с силь­ной Литвой, тоже претендовавшей на объединение «всея Руси» и уже поглотившей ее западные и юго-западные регионы. Бояре же получали от московских князей земли и должности, высокая доходность которых предопределялась монополией Москвы на сбор дани для Золотой Орды.

Лучших условий службы в ордынские времена не было. Поэтому бояре держались не только за эту службу, но и за утвердившийся в Москве семейно-династический — от отца к сыну — принцип преемственности власти. Попытки реанимации родового властвования, в том числе и внутри самой московской династии, поддержки в их сре­де найти не могли. Вместе с князьями бояре составляли единую и монолитную около­властную (околоордынскую) общность, которой утвердившийся порядок насле­дования придавал устойчивость. Потому что именно он превращал «князебоярство» в стабильную самовоспроизводящуюся систему, застрахованную от неопределенно­сти и непредсказуемости — неизбежных спутников родового принципа.