История России

Тем самым Иван IV наглядно продемонстрировал самобытную природу «отцов­ской» модели властвования в ее российском воплощении. В своих крайних проявлени­ях, предполагающих выстраивание жестко централизованной «вертикали власти» и устранение всех потенциальных претендентов на субъектность, т.е. полное подчине­ние первому лицу не только населения, но и элиты, данная модель равнозначна то­тальной милитаризации, переводящей внешнюю войну во внутреннюю.

Можно сказать, что то был способ восстановления ордынского типа властвова­ния в отсутствие Орды. Историки до сих пор не пришли к единому мнению о том, чем руководствовался Иван Грозный, уже в послеопричный период возведя на престол (правда, всего на год — для получения «царской» санкции на добивание недобитых «оппозиционеров») крещеного татарского хана Симеона Бекбулатовича, находивше­гося на русской службе, оставив за собой лишь титул князя московского. Но очень уж символично, что утверждение русского самодержавия не обошлось без такого «напо­минания» о его скрываемых под православным религиозным платьем монголотатар- ских истоках.

Столетия спустя последователь Грозного усовершенствует его опричную модель, выявив ее скрытые возможности. Окажется, что для массового производства «измен­ников Родины» вовсе не обязательны поражения в войнах и реальные измены. И даже воевать для этого не обязательно — достаточно иметь враждебное внешнее окруже­ние и поддерживать в стране атмосферу «осажденной крепости», сохраняя ощущение неизбежности грядущей войны. Во времена Ивана Грозного, имевшего дело с родовой землевладельческой, а не безродной большевистской элитой, такое было вряд ли возмож­но. Но сталинский террор и опричнина Грозного представляют собой вариации одной и той же милитаристской модели, истоки которой — в послемонгольской Московии.

У такой модели есть, однако, и еще одна особенность. Дело в том, что милитари­зация внутренней жизни декларируется в ней не как самоцель, а как необходимое ус­ловие внешней конкурентоспособности страны. Никаких других обоснований у этой модели быть не может. Но внешняя конкурентоспособность предполагает способ­ность к инновациям — технологическим, организационным, культурным (в широ­ком смысле слова). Между тем милитаристская модель продуцирование инноваций исключает — она ориентирована на приказ и исполнение, а не на творчество, на вос­производство существующего, а не на создание нового. Но рано или поздно это обре­кает страну на отставание. Когда же оно начинает осознаваться как угроза, исполь­зуется обычно единственно приемлемый в данной модели метод — заимствование чужого. И в этом отношении Ливонская война Ивана Грозного тоже представляет без­условный интерес.

7.2. Поход за чужой культурой

Отечественные историки самых разных идеологических ориентаций — от либе­ралов до монархистов — солидарны в том, что целью Ливонской войны было «завя­зать непосредственные отношения с Западной Европой, попользоваться ее богатой культурой»¹⁴⁵ , осуществить «приобщение России к европейскому образованию»¹⁴⁶ . Во времена Ивана Грозного преимущества западной культуры еще только начинали ощущаться царем и правящим слоем, отставание страны не выглядело слишком зна­чительным, а тем более — опасным. Но подобно тому, как в Киевскую Русь проникал из Византии дух и пафос христианства, в Московское царство постепенно проникал дух и пафос Запада.

Пройдет всего несколько десятилетий, и вестернизация московской элиты пой­дет полным ходом. В эпоху же, которая нас интересует, возникало лишь некоторое первичное представление о Западе как обладателе неких сущностей, вещей и умений, Московии неведомых, носителе чего-то такого, что правоверные русские не всегда могли и сформулировать. Это что-то неудержимо их к себе влекло, его хотелось заим­ствовать и присвоить. Но в архаичной культуре, как мы уже отмечали в первой части книги, посвященной Киевской Руси, заимствование чужого может быть легитимиро­вано только посредством его завоевания. Под этим углом зрения могут быть рассмот­рены и неоднократно упоминавшееся нами вторжение германцев на территорию Римской империи, и более поздние попытки некоторых славянских народов проник­нуть на территорию Византии, и еще более позднее стремление закрепиться на Запа­де турок. Независимо от того, как осознается завоевание чужого субъектом завоева­ния, суть его в конечном счете заключается в заимствовании более развитой культуры. В этой логике может быть рассмотрена и Ливонская война — первое в оте­чественной истории стратегическое столкновение России с Западом.