В то время в Вильне происходили переговоры московских и польских уполномоченных. Во главе первых стояли ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский и окольничие Иван Иванович Лобанов-Ростовский и Василий Александрович Чоглоков; а во главе вторых полоцкий воевода Ян Казимир Красинский, маршалок Великого княжества Литовского Кристоф Завиша и Виленский номинат-бискуп, тоже Завиша. Посредничали в этих переговорах те же австрийские послы Аллегрети и Лорбах. Они явно держали польскую сторону, когда шли споры о пределах: русские потребовали уступки всего Великого княжества Литовского и уплаты военных издержек; а поляки хотели возвращения всех завоеваний и возмещения убытков. Когда же от этих споров, по почину Одоевского, вопрос перешел на избрание царя польским королем, то, как истый иезуит, Аллегрети не замедлил проявить свое коварство: в Москве он подавал надежду на избрание царя польским королем, а теперь на Виленском съезде, как скоро наши уполномоченные заговорили о том, он объявил, что прислан императором только хлопотать о мире; что же касается польской короны, то для нее есть у цесаря братья, дети и племянники. Зато польские комиссары на словах показывали большое расположение к избранию царя и делали вид, что это избрание не подлежит сомнению; но, разумеется, прибавляли, что избрание принадлежит будущему Варшавскому сейму, на который должно быть отправлено из Москвы особое полномочное посольство. В этом смысле была составлена и 27 октября обеими сторонами подписана договорная запись. Первая статья этого предварительного договора постановила на будущем сейме произвести избрание Алексея Михайловича преемником Яну Казимиру, причем царь заранее обязывался охранять в Речи Посполитой права и привилегии равно как католической, так и греческой веры. Но это были статьи показные, а главная суть заключалась в тех статьях, которые постановляли не только прекратить всякие враждебные действия русских войск в Польше и Литве, но и соединиться с поляками против общего неприятеля, шведского короля. В действительности русские уже прекратили дальнейшее наступление на Польшу и, как мы видели, уже вступили в войну со шведами. Русские уполномоченные, разыгравшие на Виленском съезде, в сущности, жалкую роль людей недальновидных, поддавшихся наглому обману, послали к государю дворянина (Астафьева) с донесением о заключении перемирия и «обрании его королем Польским и в. князем Литовским».
Государь только что прибыл в Полоцк на обратном пути из-под Риги, когда он 31 октября получил донесение от князя Одоевского с товарищи. После того, во время его присутствия на торжественном служении в Спасо-Преображенском монастыре, игумен Богоявленского монастыря Игнатий Иевлич в обращенной к нему речи приветствовал государя как новоизбранного на престол Польши и Литвы. Алексей Михайлович был так доволен означенным донесением и так поверил в свое избрание, что тотчас по получении о том известия послал ведавшему в его отсутствие столицей боярину князю Григорию Семеновичу Куракину указ об отправлении в соборе и других храмах благодарственного молебствия за победы над шведами и за избрание его преемником польского короля. События, конечно, показали потом, что и то и другое торжества были преждевременны. Но поляки, конечно, имели нужду пока поддерживать свой обман. Особенную преданность царю показывал польный литовский гетман Винцентий Гонсевский, и Алексей Михайлович, еще пребывая в Полоцке, послал ему со стольником Артамоном Матвеевым богатые подарки, именно семь сороков соболей, ценой в 700 рублей. Когда царь, направляясь к Москве, прибыл в Смоленск, тут явился к нему посланный из Вильны польскими комиссарами шляхтич Ян Корсак и в торжественной аудиенции 21 ноября от их имени сказал ему пышную польскую речь, в которой именовал его «обранным королем Польским и великим князем Литовским». При сем он просил царя в знак его милости к своим будущим подданным отодвинуть свои войска назад за реку Березину, под предлогом, чтобы обыватели Великого княжества Литовского могли свободно выбрать и снабдить полномочиями своих послов на предстоящий сейм, на котором должно произойти окончательное избрание его самого. Подобная слишком дерзкая просьба, конечно, не была исполнена. В марте следующего 1657 года в Москву прибыли еще польские послы с известиями все о том же избрании Алексея Михайловича, на сей раз в Калише сенаторской радой; причем она отклонила искательство польской короны со стороны венгерского князя Ракочи. Однако формального сеймового избрания пришлось долго ждать. Под предлогом вновь появившегося морового поветрия сейм был отложен, и назначенное для него московское посольство не состоялось.