История России. Алексей Михайлович и его ближайшие преемники. Вторая половина XVII века

Посланные нагнали Никона на остановке в селе Черневе, лежавшем на полпути между столицей и Воскресенским монастырем. Они царским именем потребовали от него, во-первых, отдачи посоха Петра митрополита, а во-вторых, объяснения, по каким вестям он приехал в Москву. Никон, по обыкновению, заупрямился и не хотел исполнить повеления. Послали к царю с донесением. От него получился новый приказ не выпускать Никона из Чернева, пока тот не исполнит требования. Никон и тут продолжал упорствовать еще несколько часов; наконец уступил просьбам и убеждениям, причем просил передать государю главные условия, на которых он соглашается признать имеющего быть избранным на его место другого патриарха, а именно чтобы вновь избранный обходился с ним как с равным и были бы оставлены ему (Никону) известные монастыри со всеми их имуществами и доходами. А посох и известительные письма (зюзинские) он вручил воскресенскому архимандриту, который отправился в Москву вместе с царскими посланцами. Таким образом, Никон выдал властям своего самого ревностного приверженца, тогда как, по условию, он должен был или возвращать или сжигать все зюзинские письма. Возникло новое следственное дело. Зюзина подвергли тщательному допросу и даже пытке; вымучили у него все подробности его сношений с Никоном; но писем к нему Никона он не мог предъявить, потому что добросовестно их жег. Бояре приговорили его к смертной казни; но царь помиловал от нее и велел сослать его на службу в Казань, отобрав поместья и вотчины. Жена Зюзина Мария умерла от горя во время следствия. Некоторые духовные лица, служившие посредниками в сношениях его с Никоном, подверглись ссылке или заточению. Допроса по этому делу не избег и сам Ордин-Нащокин; а ростовского митрополита Иону за то, что подходил к Никону под благословение, судили целым архиерейским собором; но ограничились тем, что отрешили его от местоблюстительства патриаршего престола, которое было передано крутицкому митрополиту Павлу.

Убедясь в том, что ему не избежать суда восточных патриархов, Никон со свойственной ему дерзостью вздумал предварительно и непосредственно обратиться к сим патриархам, чтобы расположить их в свою пользу и возбудить против своих врагов. Он написал им грамоту, для которой нашел и грека-переводчика. В этой грамоте Никон представил обозрение своего дела, или столкновения с царем, но, конечно, таким образом, что сам он был во всем прав, а царь во всем виноват. При сем темными чертами изображались действия против него бояр и архиереев, в особенности Паисия Лигарида. В заключение он выражал надежду, что патриархи праведно рассудят его с царским величеством. Чтобы переслать списки с грамоты по назначению, Никон воспользовался пребыванием в Москве гетмана Брюховецкого в конце 1665 года. С помощью подкупленного казака в многочисленную свиту возвращавшегося на Украйну гетмана под видом пленника из города Львова был замешан Никонов двоюродный племянник Федот Марисов, служивший в числе его боярских детей. Однако в Москве скоро о том проведали, и царь послал гетману приказ схватить Марисова. Последний, не успевший еще покинуть Украйну, действительно был взят и привезен в Москву. Содержание перехваченных грамот, наполненных тяжкими обвинениями против Алексея Михайловича, сильно его взволновало и уничтожило всякую возможность примирения с Никоном.

Вторичное посольство на Восток иеродиакона грека Мелетия в значительной степени увенчалось успехом. Он убедил к поездке в Россию двух патриархов, Паисия Александрийского и Макария Антиохийского, а кроме них, еще синайского архиепископа Ананию и трапезундского митрополита Филофея. Эти четыре иерарха со своими свитами съехались в Закавказье, в городе Шемахе. Отсюда весною 1666 года они на корабле, присланном из Астрахани, поплыли Каспийским морем, в сопровождении Мелетия. В Астрахани они были встречены торжественно архиепископом, воеводой и всем народом с иконами и хоругвями. Затем Волгой путешественники поднялись до Симбирска; откуда поехали в столицу сухим путем. Везде принимали их и провожали с великими почестями. Гости-патриархи до того увлеклись преувеличенными почестями, что преувеличили и свое значение, стали принимать от жителей челобитные и по ним решать дела, например расстригать попов и дьяконов, прощать сосланных и тому подобное. От Мурома их провожал царский любимец – стрелецкий голова Артамон Матвеев. Только в начале ноября путешественники добрались до Москвы, где устроены были для них самые торжественные встречи. 4 ноября происходил царский прием в Грановитой палате, за которым следовал роскошный пир. Государь выражал большую радость о прибытии восточных патриархов, из которых Макария Антиохийского он узнал и полюбил еще в первый его приезд²⁸.