Принятое собором 1666–1667 годов мнение восточных иерархов о неограниченной царской власти с полным подчинением ей власти патриаршей, конечно, не внесло никакого нового начала во взаимные отношения сих властей. Это было только теоретическим подтверждением того, что уже давно существовало в Московском государстве. Мы видели, как в церковных вопросах решающий голос принадлежал уже Василию Темному, а еще более его знаменитому сыну Ивану III. При Иване Грозном попытка митрополита Филиппа отстоять авторитет архипастыря окончилась для него трагически. А учреждение патриаршего сана, при всем наружном его величии, не изменило его подчиненного отношения к царской власти. Только исключительный пример Филарета, как отца государева, и смиренное, почти сыновнее отношение к патриарху Алексея Михайловича, очевидно, ввели в некоторое заблуждение властолюбивого Никона, так что он вообразил, будто бы в Московском государстве была возможна борьба патриаршего авторитета с царским. Он не нашел для себя никакой опоры в народе, хотя, по-видимому, и рассчитывал на него. Толпившийся во время суда над Никоном народ обнаруживал естественное любопытство к небывалому у нас событию; пожалуй, показывал некоторое сожаление об осужденном и развенчанном архипастыре, но не более того. А часть духовенства, в лице двух архиереев, подняла было голоса за патриаршую власть, как естественную свою защиту против притеснений и неправд, которые ей приходилось терпеть в областях от воевод и всяких мирских чиновников. В конце концов попытка Никона к открытой борьбе и эти голоса доказали полное развитие московского самодержавия и подчиненное ему положение церковной иерархии, что для восточных патриархов только напоминало отношения, существовавшие в Византийской империи, и было в их глазах совершенно естественным.
Спустя несколько дней, 31 января, в Чудовом монастыре происходили выборы нового патриарха. Собравшееся духовенство наметило двенадцать кандидатов; а из них выбрало троих, наиболее угодных государю, именно двух архимандритов и одного келаря. Окончательное решение принадлежало царю. Алексей Михайлович остановил свой выбор на Иоасафе, архимандрите Троице-Сергие-ва монастыря. Это был уже дряхлый старик. Он попытался отклонить от себя высокую честь, ссылаясь на свои преклонные годы и недостаток учености, но уступил царским настояниям. 9 февраля совершено было его торжественное поставление в Успенском соборе обоими восточными патриархами в сослужении с прочими архиереями. Затем, во время пира у государя, новопоставленный патриарх вставал из-за стола, чтобы сделать обычный объезд вокруг Кремля; но, по своей немощи, он производил этот объезд, вместо осляти, в санях. В следующие дни он также в санях объехал стены Белого города, вставая из-за стола, которым угощал духовенство в патриаршей Крестовой палате29
.После избрания нового московского патриарха собор, покончив с Никоном, воротился к вопросам церковного благоустройства, которыми он занимался до приезда восточных патриархов. Из новых постановлений собора 1667 года наиболее важны следующие. Архиепископия Астраханская, Рязанская и Тобольская возведены на степень митрополий; учреждена новая митрополия в Белгороде, утверждены архиепископская кафедра в Пскове и епископская в Вятке; в некоторых больших епархиях учреждены подручные (викарные) епископы. Далее, собор выразил желание, чтобы духовенство судилось не мирскими людьми в Монастырском приказе, как это предписывало Уложение, а своими епархиальными архиереями; постановил, чтобы латиняне при обращении в православие не были перекрещиваемы, а только помазывались святым миром, и разрешил богослужение вдовым попам и дьяконам. Между прочим, теперь были вновь подтверждены некоторые постановления, сделанные собором в предыдущем, 1666 году, а именно: предписано совершать службы по новоисправленным при Никоне книгам, употреблять троеперстие для крестного знамения и произносить аллилуйю троекратно. Сии постановления касались тех предметов, которые вызвали наибольшее сопротивление и послужили поводом к началу русского церковного раскола.
Мы видели, что движение среди белого духовенства, вызванное исправлением богослужебных книг и обрядов, принятыми против него мерами было почти остановлено: первые расколоучители частью примирились с исправлением, частью были разосланы в заточение. Но удаление Никона из Москвы или наступившее междупатриаршество с его церковными нестроениями, естественно, ободрило расколоучителей, и движение возобновилось еще с большей силой. Некоторые из них успели умереть (протопопы Даниил Переяславский и Логгин Муромский); но самые главные вожаки раскола были еще живы и вновь выступили со своей проповедью. Таковыми в особенности являются: Неронов, протопоп Аввакум, попы Никита Добрынин Суздальский (впоследствии прозванный Пустосвятом), Лазарь Романо-Борисоглебский и дьякон Благовещенского собора Федор.