Многие донские казаки, бежавшие из Астрахани в верховые города по Дону и на Северский Донец, составили шайку воров, человек в двести; их грабежи и разбои затрудняли проезд царских чиновников и ратных людей. На Дону стоял тогда с отрядом думный дворянин Иван Савостьянович Хитрово; шайка пополнялась отчасти беглецами из этого отряда. Во главе ее находился один из товарищей Разина казак Иван Миуской, родом малороссиянин, «из хохлачей», как выражаются о нем современники. В октябре 1673 года царь послал указ атаману Корниле Яковлеву и всему Донскому войску, чтобы они совместно с Хитрово учинили промысел над ворами. Принятые военные меры очистили Донскую и Северскую Украйну от воров. Миуска куда-то скрылся. Но в наступившую зиму он появился в Запорожской Сечи, расположенной на Чертомлыке; его сопровождали несколько донцов и какой-то молодой человек, которого он выдавал за царевича Симеона Алексеевича, будто бы бежавшего из Москвы после ссоры со своей матерью, царицей Марьей Ильиничной, и дедом своим, боярином Ильей Милославским. Молодец этот был довольно приятной наружности, тонок, долголиц, смугловат; держал себя молчаливо и был одет в зеленый кафтан, подбитый лисьим мехом. Его выдавали за пятнадцатилетнего юношу, хотя на вид ему было лет двадцать. Как это бывало в обыкновении при самозванстве, Миуска уверял запорожскую старшину, что у мнимого Симеона на теле есть какие-то царственные знаки, вроде венца. Восемь донцов Миуски составляли его свиту и носили за ним два знамени с изображениями орлов и кривых сабель. Во время его появления кошевой Иван Серко находился в походе под Тягин (Бендеры). Когда он воротился из похода в Сечь, то лже-Симеон вышел ему навстречу, распустив свои два знамени. Кошевой пригласил его в свою ставку и начал расспрашивать, кто он такой, заклиная сказать правду. Молодой человек с клятвой уверял, что он истинный сын царя Алексея Михайловича; что он бегством спасся от боярских козней в Соловецкий монастырь; там будто бы виделся со Стенькой Разиным, тайно пристал к нему и, никем не знаемый, участвовал в его походах. Серко стал с ним обращаться почтительно как будто с действительным царевичем.
Получив известие о самозванце, гетман тотчас дал о нем знать в Москву. Там еще помнили самозваннические смуты и очень встревожились. Царь немедля отрядил на Украйну стрелецкого сотника Чадуева и подьячего Щеголева с небольшим отрядом стрельцов и с грамотами к Самойловичу и Серку: они приказывали схватить обоих воров, самозванца и Миуску, и за крепким караулом прислать их в Москву. В грамотах объяснялось, что царевич Симеон родился в 1665 году, а умер в 1668-м четырех лет и погребен в Архангельском соборе; на погребении его присутствовали два патриарха, Паисий Александрийский и Иоасаф Московский, митрополиты и архиепископы со всем освященным собором. Если бы он был жив, то ему теперь было бы девять лет, а не пятнадцать. Царские посланцы в декабре прибыли в Батурин к гетману Самойловичу; но тут они задержались более двух месяцев. Гетман показывал усердие в этом деле и уже послал от себя в Запорожье с требованием выдачи самозванца. Но Серко, очевидно, коварствовал и пользовался случаем насолить и Москве, и Самойловичу за свое устранение от гетманской булавы. Конец этой зимы он вновь находился в отсутствии; но запорожцы, настроенные им, охраняли лже-Симеона, как будто истинного царевича, и посмеялись над требованием гетмана, а царским посланцам прямо грозили смертью.