С этой стороны при Алексее I мы видим продолжение и дальнейшее развитие все тех же оборонительных линий и постепенное занятие степи новыми городами или укреплениями. При нем выдвинулась на юг в степи Белгородская линия или черта, главным городом которой был Белгород на верхнем Донце. По бокам его в одну сторону, на запад, шли города Олешна, Вольный, Хотмышск, Волхов и прочие, а в другую, на восток, Корона, Яблонов, Новый Оскол, Усерд, Острогожск, Коротояк, Воронеж, Орлов, Козлов и так далее. Из них Волхов, Новый Оскол, Олешна, Коротояк, Воронеж, Острогожск были основаны вновь. На юго-западе эта белгородская черта примыкала к так называемой Слободской Украйне, которая образовалась из укрепленных поселений или слобод, основанных малороссийскими выходцами, уходившими в Московское государство от польского гнета. Особенно сильное движение их за Белгородскую черту произошло в 1651 году после берестецкого поражения. Наиболее значительными явились слободы Сумы, Ахтырка, Харьков, Лебедин, Изюм. После присоединения Малороссии к Москве переселения эти затихли. Но позднее, когда война с поляками приняла неблагоприятный оборот и когда Малороссия была разделена между Москвой и Польшей, то есть во время Руины, вновь усилились движения малоруссов на левый берег Днепра и в Слободскую Украйну именно из Правобережной Малороссии, остававшейся за поляками; последняя, таким образом, страшно запустела. Малороссийские казацкие полки, образовавшиеся в Слободской Украйне, несли теперь пограничную сторожевую службу наравне с великорусскими служилыми людьми белгородской черты.
На восточных пределах, за Волгой и Камой, при Алексее Михайловиче возникли города Уфа, Сергиевск и Кунгур, чтобы утвердить московское владычество в стране башкир и других приуральских инородцев. Со стороны Швеции оборона нашей северо-западной границы была усилена построением крепкого Олонца.
Итак, благодаря усердной оборонительно-строительной деятельности правительства Алексея I военная колонизация значительно отодвинула наши пределы вглубь южнорусских степей. Под защитой засечных линий мало-помалу распространялись обработка земли и скотоводство, то есть насаждалась сельскохозяйственная культура. Но если татарские вторжения в пределы государства большими массами теперь были затруднены и происходили все реже, зато нападения небольших отрядов и шаек на украинные места совершались постоянно и много мешали водворению этой культуры. Отряды в несколько сот или несколько десятков внезапно прорывались сквозь укрепленную черту, жгли хутора и деревни, отбивали стада и захватывали в плен находившихся в деревнях, в поле или на каком-либо промысле мужчин и женщин. Иногда извещенные вовремя воеводы соседних городов устраивали погоню и успевали отбить полон где-нибудь при переходе вала или при переправе через реку; но большей частью хищники безнаказанно уводили пленников и потом продавали их в тяжкое рабство на татарских и турецких базарах. Немногим отважным пленникам удавалось спасаться бегством и после разных приключений возвращаться в отечество. Некоторая часть захваченных людей возвращалась благодаря размену на пленных татар или выкупу. Ради последнего производился особый так называемый «полоняничный сбор», который взимался во всем государстве в Посольский приказ по известному количеству денег с каждого двора и считался делом богоугодным. Мало того, посадский, попавший в плен, освобождался от тягла, а крестьянин от крепостного состояния. Тщетно московское правительство старалось прекратить татарские набеги и построением оборонительных линий, и мирными сношениями с Крымской ордой; получало от ханов шертные грамоты, давало им ежегодные поминки и честило их послов. Крымские послы любили посещать Москву часто и с большой свитой, ради царских подарков и угощений. Им дарили атласные шубы на меху, суконные и камчатные кафтаны, шапки, сапоги. А после угощения во дворце романеей и медом они обыкновенно серебряные кубки и ковши, из которых пили, клали себе за пазуху и присваивали. Поэтому для таких случаев стали заказывать за границей (в Англии) особые медные сосуды, позолоченные и посеребренные. Но все эти средства оказывались недействительными. На поминки крымские ханы, царевичи и мурзы смотрели как на дань, и разбойничьи нападения продолжались. Вообще одна оборонительная система без содействия наступательной не могла достаточно обезопасить наши южные пределы. А наступательную войну против крымцев московское правительство считало еще очень трудной и неудобной; так как нас отделяли от Крыма широкие безводные степи, травы которых в случае нужды выжигались татарами. Тут могла действовать успешно только легкая татарская конница, а не тяжелая и малоподвижная московская рать. К сожалению, правительство того времени мало обращало внимания на возможность чаще громить Крым такими летучими отрядами, каков, например, был поход 1675 года, совершенный князем Черкесским Каспулатом Муцаловичем, донским атаманом Миняевым и запорожским кошевым Серком37
.