26 февраля 1669 года царица Марья Ильинична разрешилась от бремени дочерью Евдокией. Роды, по-видимому, были неблагополучны. Спустя два дня новорожденная царевна скончалась; а вслед за ней, 4 марта, скончалась и царица, уже заметно хворавшая за последние годы. Она отличалась большой набожностью и делами благотворения, но, очевидно, не пользовалась особым влиянием на своего царственного супруга. Еще к большему огорчению царя, спустя три с половиной месяца за царицей последовал в могилу их четырехлетний сын Симеон. Находясь в полном расцвете сил, имея только 40 лет от роду, Алексей Михайлович, естественно, не желал оставаться вдовцом. Уже осенью того же года в Москву собраны были самые красивые девицы средних и высших сословий государства. Часть девиц, имевшая в столице родственников, у них и поселилась; а другая часть размещена в дворцовых хоромах. Начались царские смотрины; производились они по группам в назлаченные дни. Нам известны имена 70 таких девиц, которые большей частью двукратно являлись для царского выбора с ноября 1669 года до мая 1670-го. Наиболее понравившиеся, в ожидании окончательного решения, взяты были в Верх, то есть в царский дворец, конечно, на его женскую половину, где обитали сестры и дочери государя. В числе таких, выделенных из общего числа, находилась родственница А.С. Матвеева Наталья Кирилловна, дочь простого тарусского дворянина Кириллы Полуектовича Нарышкина, некоторое время состоявшего на службе в Смоленске в качестве стрелецкого головы. По поводу незнатности ее рода впоследствии враги Нарышкиных выражались о Наталье Кирилловне, будто когда она в Смоленске была, то в лаптях ходила. Есть основание предполагать, что Алексей Михайлович еще ранее видел ее, посещая иногда запросто своего друга Артамона, в семье которого она воспитывалась, и весьма вероятно, что царь уже был неравнодушен к высокой, стройной, миловидной и веселонравной смуглянке с черными глазами, звонким голосом и приятными манерами. А потому возможно, что и самый сбор девиц был произведен ради соблюдения обычая, и не без совета самого Матвеева, опасавшегося слишком явным нарушением сего обычая возбудить еще большую зависть к своему придворному значению; так как вместе с женитьбой царя на его родственнице, естественно, увеличивалось и это значение.
Со стороны завистников вскоре обнаружилась интрига, пытавшаяся расстроить брак с Нарышкиной и напомнившая попытки, которые удались против Хлоповой и Всеволожской.
Главной соперницей Натальи явилась некая Авдотья Ивановна Беляева, которую взяли в Верх из Вознесенского монастыря, где она пребывала у одной старицы, ее двоюродной бабки. Дядя ее какой-то Иван Шихирев неосторожно начал говорить своим знакомым о счастье племянницы, распуская при сем ложный слух, будто «Нарышкина свезена» с Верху. Мало того, так как предварительно смотревший девицу Беляеву боярин и дворецкий Богдан Матвеевич Хитрово нашел, что у нее руки худы, то Шихирев начал хлопотать о покровительстве для нее у придворных докторов; ибо здоровье девиц при выборе играло очень важную роль, а следовательно, голос докторов имел почти решающее значение. Обращался Шихирев и к царскому духовнику благовещенскому протопопу Андрею Савиновичу.
22 апреля во дворце одним истопником найдены были два подметных письма и представлены Богдану Матвеевичу Хитрово, который тотчас доложил их государю. Эти письма, сколько можно догадываться, заключали в себе какие-то измышления, которые должны были повредить Нарышкиной, а следовательно, принести пользу Беляевой. Алексей Михайлович сильно разгневался на такое небывалое прежде