История России. Алексей Михайлович и его ближайшие преемники. Вторая половина XVII века

Беспокойство и тревоги, произведенные сими розысками и вообще царскими смотринами, возбудили недовольство среди служилых людей. Один из них, Кокорев, не скрываясь, говорил: «Лучше бы (дворяне) своих девиц в воду пересажали, нежели их в Верх к смотру привозили»; слова его довели до сведения государя. Может быть, в этих словах сказалось и неудовольствие вообще на самый сбор девиц, когда выбор царский был уже предрешен заранее; о чем наконец догадались по ходу дела и особенно по той горячности, с какою царь отнесся к попытке набросить тень на его избранницу. Относительно главного виновника историк может только оставить в подозрении того же Б.М. Хитрово. Это был один из любимцев и приближенных государя, который, конечно, не желал еще большего возвышения своего соперника по влиянию на царя. Едва ли можно объяснить случайностью, что письма были представлены именно Богдану Хитрово, а им государю. Известно также, что на них стояла надпись: «Артамошка»; отсюда ясно, против кого они были направлены. А розыск, учиненный над Шихиревым, вероятно, послужил для отвода глаз, так как с самого начала из царского гнева видно было, что интрига не удалась и что сердце Алексея Михайловича уже было отдано Наталье Кирилловне.

Произведенные сей интригой смущения и передряги, однако, замедлили брак на несколько месяцев. Государеву свадьбу сыграли только 22 января 1671 года, со всей царской пышностью и с соблюдением обычных обрядов. Венчание, происходившее в соборном Успенском храме, совершал духовник государя благовещенский протопоп Андрей Савинович Постников. Государь был одет при сем в белую суконную ферязь на соболях; а его бархатную двоеморхую шапку держал один из стольников (А.С. Шеин). За венчанием следовали роскошные пиры для бояр и всяких чинов людей, объявленные «без мест». Посажеными отцом и матерью были боярин князь Никита Иванович Одоевский с супругой Авдотьей Федоровной, а тысяцким грузинский царевич Николай Давидович; в числе сидячих бояр и боярынь находились со своими женами царевичи касимовский Василий Арасланович и сибирские два брата, Алексей и Петр Алексеевичи. Меж тем как в числе гостей-бояр находился старый дипломат боярин Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, его преемник думный дворянин А.С. Матвеев был товарищем боярина князя И.А. Воротынского у сенника (т. е. спальни новобрачных) – место скромное, но важное для предупреждения какой-либо интриги со стороны недоброжелателей молодой царицы и его собственных. А супруга его Авдотья Григорьевна и, по мужу Федору Полуектовичу, тетка Натальи Кирилловны Авдотья Петровна находились в числе комнатных боярынь новобрачной царицы и, конечно, также зорко охраняли ее спокойствие и безопасность.

30 мая следующего, 1672 года Наталья Кирилловна родила сына Петра. Алексей Михайлович был очень обрадован и праздновал это событие большими пирами и милостями; между прочим, Матвеев вместе с отцом молодой царицы получил сан окольничего. Новорожденный царевич был окрещен в Чудове монастыре, где обедню служил архимандрит Иоаким совместно с царским духовником Андреем. Восприемниками были наследник престола царевич Федор Алексеевич и сестра государева царевна Ирина Михайловна. Мамкой к младенцу Петру приставлена боярыня княгиня Ульяна Ивановна, вдова князя Ивана Васильевича Голицына.

В том же году дворцовые записи впервые упоминают, что в селе Преображенском «тешили великого государя» иноземцы комедийным действом. Знакомство с театральными представлениями получалось при московском дворе двумя путями. Во-первых, русские послы, бывавшие при польском и западноевропейских дворах, рассказывали о виденных ими театральных потехах. Особенно в этом отношении любопытен статейный список дворянина Лихачёва, который в 1660 году был послом во Флоренции и в числе виденных им диковинок описал театральные представления, дававшиеся при герцогском дворе. Во-вторых, присоединение Малороссии, как известно, повело к более близкому знакомству москвичей с образованностью Киевской украйны, усвоившей многие черты польской и вообще западноевропейской культуры, в том числе и театральные зрелища. Таковые зрелища были в обычае, например, в Киево-Могилянской академии. Меж тем как в Италии и вообще в Западной Европе театр уже принимал характер светской драмы или комедии, в Польше и в Киевской Руси он продолжал оставаться подобием средневековых мистерий и брал свое содержание преимущественно из библейских, хотя бы и апокрифических, повествований. В этом виде он перешел и в Москву на придворную сцену.