Стрелецкие полки в Москве жили по окраинам города в особых слободах, главным образом в Замоскворечье. Московские стрельцы были ратные люди оседлые, семейные и в значительном числе зажиточные; так как, получая жалованье, могли еще заниматься разными промыслами и торговлей, не неся за это посадских повинностей. Но подобные льготы не всегда согласовывались с воинской дисциплиной, и последняя к данному времени оказалась несколько расшатанной, чему особенно способствовал недостаток высшего правительственного надзора в царствование болезненного Федора II. Тем же недостатком воспользовались ближние начальники стрельцов. Приказные люди Стрелецкого приказа заодно с полковниками присваивали себе часть стрелецкого жалованья. Корыстолюбивые полковники старались поживиться на счет наиболее зажиточных подчиненных, покупали на их счет лошадей и принадлежности полкового пушечного наряда, стрелецкое платье; заставляли стрельцов, их жен и детей даром на себя работать, и даже в праздники, при постройке своих домов, при уходе за огородами, при уборке полей; причем неусердных жестоко наказывали батогами. Стрельцы роптали и волновались. Незадолго до кончины Федора они стали подавать царю челобитные на своих полковников. Сначала подали на Богдана Пыжова. Царь поручил своему любимцу Языкову разобрать дело. Языков взял сторону полковников. Некоторых челобитчиков наказали кнутом и сослали. Ободренные тем полковники усилили свои притеснения. 23 апреля в Стрелецкий приказ явился выборный от полка Семена Грибоедова и подал на него жалобу за его неправды и мучительства. Принявший ее дьяк, мирволя полковнику, доложил начальнику приказа князю Юрию Долгорукому, будто выборный стрелец приходил пьяный и грозил. Когда на следующий день тот же стрелец вновь пришел, по распоряжению князя дьяк взял его под караул и повел в слободу к съезжей избе, чтобы наказать кнутом. Но тут однополчане вырвали его из рук приказных служителей и жестоко их избили. Дьяк успел ускакать. Полк Грибоедова поднял бунт; а на следующий день к нему пристали почти все стрелецкие полки и солдаты Бутырского полка. Они написали челобитные на своих полковников и, в случае новой поблажки, грозили расправиться с ними собственноручно. Последовавшая в это время кончина Федора на несколько дней приостановила движение, и стрельцы беспрекословно присягнули Петру. Но уже 30 апреля ко дворцу явилась толпа с помянутыми челобитными от шестнадцати стрелецких полков и одного солдатского (Бутырского) и шумно, с угрозами требовали подвергнуть правежу полковников, чтобы те выплатили должные стрельцам деньги. Правительство Натальи Кирилловны растерялось и бросилось в противоположную крайность, то есть пошло на уступки мятежным требованиям. Сначала оно велело схватить обвиняемых полковников и посадить под караул; но так как стрельцы не унимались и потребовали выдачи полковников головой, то власти исполнили и это требование, хотя не вполне. А именно: по усиленной просьбе патриарха и архиереев стрельцы согласились, чтобы полковников не присылали к ним в слободы на расправу, а поставили бы на правеж перед разрядом. Тут несчастных били батогами, пока они не уплачивали иски, предъявленные стрельцами. Последние присутствовали толпами при истязаниях и своими криками заставляли продолжать или прекращать правеж. В то же время беспорядки и самоуправство стрельцов происходили в их слободах. Там они собирались перед своими съезжими избами и травили второстепенных начальников, глумились над ними, били их палками, бросали камнями; а тех, которые пытались строгостью обуздать своеволие, взводили на каланчи и оттуда сбрасывали вниз; толпа при этом кричала: «Любо, любо!»