Значимость «Ночного дозора» выходила далеко за пределы его сюжета. Контекст, существенный для понимания фильма в момент его выхода на экран, подразумевал и сам Бекмамбетов, заметивший, что «кино может быть катализатором политических процессов»703
. Заявление Эрнста на премьере фильма в кинотеатре «Пушкинский», что «это наш фильм, а кто не с нами, тот против нас», дополнило политический и культурный контексты, способствующие пониманию фильма704.Российская аудитория подхватила подсказку Эрнста и обсуждала фильм как «наш» или «их». На одном из крупнейших сайтов зрители разошлись по поводу того, может или нет коммерчески успешный, технологически изощренный фильм быть маркирован как «российский». Для одной части зрителей фильм представлял собой «дешевую версию „Властелина колец“», слишком много заимствовавшую из американской ментальности на фоне российских попыток переконструировать кино. Другая часть приняла сторону Эрнста и его маркетинга с тэгом «первый российский блокбастер», победившего американские спецэффекты на их же собственном поле. Зритель под ником Стэн в своем посте от 1 июля 2004 года ответил на это так: «Первый блокбастер? Спецэффекты на уровне американских фильмов? Где? В этом жалком и невразумительном зрелище под названием „Ночной дозор“? Ха!» Похожий отзыв опубликовала Дакота, которая увидела в фильме только «улыбающегося, великого и ужасного Эрнста (даже сама мысль о нем мне отвратительна)»705
.И все же авторы подавляющего числа откликов приняли точку зрения Эрнста. Один из них так возразил на отрицательную реакцию: «Я не люблю фэнтези, но этот фильм крутой». Для него само привлечение Москвы и ее символических значений делает фильм «гораздо лучше любого подобного голливудского (тем более что я живу недалеко от метро „Свиблово“)». Гунзель выразил похожее мнение, утверждая, что,
несмотря на масштаб и спецэффекты, ясно, что это русский фильм. Горсветовцы, курящие в холлах, блошиные рынки в метро, даже простое почесывание лба с абсурдной гримасой создает такую атмосферу!
Дискутируя о «национальных смыслах» фильма, зрители подчеркивали, что они становятся символами для обсуждения состояния российской культуры, где методология в «американском стиле» смешивается с «русской философией», грандиозными амбициями кинематографистов и стратегией маркетинга.
Онлайновые отклики на «Ночной дозор» включали также обсуждение того, является ли он знаком победы над Голливудом или знаком поражения, приобщения к моральному упадку западной культуры. Один зритель заметил, что «вампирские фильмы о добре и зле» – «нерусские», а если вам нужен национальный эпик с местом действия в Москве, так лучше читайте «Мастера и Маргариту». Некоторые зрители утверждали, что «Ночной дозор» возник как гибрид произведения культуры и вампирского кино – и имел на это право. Одни усматривали в нем прорыв, другие – попытку создания монструозного российского Голливуда.
Один из первых зрителей «Ночного дозора» даже открыл дискуссию об антисемитизме и расизме в российской политической культуре. Кинокритик Михаил Золотоносов заметил, что «Ночной дозор» сильно напоминает антисемитские идеи:
И. К. Лютостанский в известной антисемитской книге «Талмуд и евреи» указывал, что антихрист, родившийся 23 июля 1905 года, должен впервые обнаружить себя в 1935 году, царствовать же будет 42 месяца. «Он будет учить, что всем надо делать добро и быть гуманным для самого добра и гуманности, но не в ущерб себе». Практически это программа Ночного дозора. Кстати, и ведьма, нападающая не на кого-нибудь, а именно на ребенка, тоже взята из специальной литературы: «Она бросается на ребенка, который приносится в жертву Сатане, рвет ему грудь зубами, вырывает сердце, пожирает его, обливающееся кровью, или разрывает ему артерии на шее и пьет брызнувшую оттуда струю крови…» Цитата взята из знаменитого в начале века сочинения – «Синагоги Сатаны» Станислава Пшибышевского (первое издание на русском языке в 1909 году)706
.