То, что показывали в кино, писал Аннинский, – это не то, что было, а то, что запомнилось. Кино всколыхнуло память, превратив войну в миф, который использовался государством, а потому Аннинский призывал художников отойти от показа войны громких взрывов и «петь свои песни о войне». Требуется, по словам Аннинского, серия «тихих взрывов», которые смогут «корежить память». Публично выразить свое пожелание Аннинскому помогла прозвучавшая с приходом Горбачева серия громких культурных взрывов. Вместе с тем такой призыв, например, в декабре 1991 года, то есть в начале новой эпохи, мог уже показаться странным.
Почти двадцать лет спустя Аннинский опубликовал не менее важную статью в том же журнале. Называлась она «„Штрафбат“ как зеркало Великой Отечественной», и Аннинский писал в ней о том, что телевизионный блокбастер 2004 года о советском штрафном батальоне, использовавшемся как пушечное мясо, явился новой вершиной в военном кино, которая стимулировала работу памяти.
Согласно Аннинскому, если собрать мнения, накопившиеся о той войне за неполные шестьдесят лет после победы, «получится какое-то круговое покаяние в ответ на вечный русский вопрос: кто виноват?». Глядя из 2004 года, может показаться, что война велась на два фронта,
что армия воевала не против немецких захватчиков, а против собственного Верховного Главнокомандующего и против собственных организационных структур: от маршала, виноватого в том, что гибли солдаты, до любого особиста, виноватого вообще во всем, что произошло.
Критик приходит к выводу:
А если принять во внимание, что на дне русской души веками копится смутное ощущение всеобщей вины и ожидание кары за неизбежный блуд души… И еще: если уж бунт, то непременно бунт против вины всеобщей, распяленной через голову индивида на «класс», «слой», «мировой заговор» или, в конце концов, на собственный «темный народ», то и выходит, что виноваты в горе войны – «все». Не согрешишь – не покаешься. Спасаемся все вместе. Как и грешим. Точка, в которой скрещиваются наши грехи, наши покаяния, наши несчастья – наши роли на театре военных действий, – штрафбат357
.Аннинский ссылается на театр и его апелляцию к памяти. Как пишет Алон Гонфино, театр – это мощный способ активировать в обществе культуру воспоминания, а не только отразить актуальное настоящее358
. Воспоминания, предложенные российскими кинематографистами начиная с 2002 года, перевернули мифологический нарратив о том, что в России называют Великой Отечественной войной. Своей взрывной ролью фильмы предложили новое представление о прошлом и о воскресающей его памяти. В результате фильмы нулевых помогли переосмыслить войну как важное событие, изменили взгляд общества на войну.11-серийный «Штрафбат», который начали показывать в сентябре 2004 года на канале «Россия», представляет собой характерный пример того, как память и мифы о Второй мировой войне были не только отрефлектированы и деформированы, но и оформили современную память о войне. Сериал взлетел на вершину рейтинга, вызвал широкое обсуждение в прессе, на телевидении и в чатах, привел к своего рода «буму воспоминаний»; выжившие ветераны сталинских штрафных батальонов стали давать интервью и публиковать свои мемуары. Таким образом, телесериал Николая Досталя взял табуированную тему и превратил ее в акт культурного воспоминания. До 2004 года существование штрафных батальонов лишь вскользь упоминалось в крамольных книгах, таких как «Доктор Живаго» Бориса Пастернака и «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана; непосредственно им была посвящена также предельно эксплицитная, но тоже подпольная песня Владимира Высоцкого «Штрафные батальоны» (1964)359
. После того как сериал вышел в эфир, любой желающий мог легально или нелегально купить копию на DVD и приобрести роман Эдуарда Володарского, по которому он написал сценарий; можно было прочитать о штрафных батальонах в газетах, посмотреть дискуссии о них по телевидению, обратиться к рассказам, написанным штрафниками, такими как Александр Пыльцын, или даже заказать новые книги, обещавшие «всю правду» об этом феномене.