История российского блокбастера. Кино, память и любовь к Родине

Шахназаров был прав по меньшей мере в одном. Невозможно отрицать, что Великая Отечественная война является главным событием в истории России XX века. Мифология Великой Отечественной предоставила возможность показать прошлое СССР – парады, ритуалы и общую память народа, показать прошлое как то, что должно быть возрождено и заново пережито при посредстве его изображения на экране367. Мифологическая версия победы, принятая в СССР, имела сопутствующую содержательную линию – страдания граждан в результате нацистского нашествия; однако под руководством Сталина они патриотично ответили врагу и одержали триумфальную победу. Амир Вайнер написал, что этот военный нарратив содержал два основных компонента, которые он обозначил как «иерархический героизм» и «всеобщее страдание»368. В первом случае советские народности были ранжированы по их предполагаемому вкладу в победу; русские действовали более героически и, следовательно, внесли в победу больший вклад. Второй компонент нарратива включал в себя все советские национальности, поскольку все они одинаково пострадали от бесчеловечных нацистов. Нарративная мифология включала многие виды правды, но простая история героической иерархии и всеобщее страдание предполагали, что проблематичные аспекты военного опыта, такие как коллаборационизм и оккупация, игнорировались или затушевывались369.

Советские военные фильмы с 1945 по 1986 год сыграли ведущую роль в создании мифологии Великой Отечественной войны. Дениз Янгблад подробно описала ситуацию, когда военное кино служило для граждан страны инструментом памяти и выявления их, граждан, роли в той войне. Кроме того, военное кино служило средством описания истории и источником политического дискурса370. В большом числе картин, связанных с войной, несколько стоят особняком: «Летят журавли» (1957, Михаил Калатозов), «Судьба человека» (1959, Сергей Бондарчук), «Баллада о солдате» (1959, Георгий Чухрай), «Иваново детство» (1962, Андрей Тарковский и (позднее) «Иди и смотри» (1985, Элем Климов). Они предлагали более сложное видение войны, в них значительную роль играл личный героизм, а страдания людей изображались искренне и проникновенно.

Герои фильмов «Летят журавли», «Судьба человека» и «Баллада о солдате» – Борис, Андрей и Алеша – стали символом мужества русского солдата и его человечности перед лицом невероятных страданий. В фильме Тарковского Иван становится символом того, как война коверкала русских детей, лишала их детства. Адское описание войны на территории Белоруссии у Климова тоже фокусировалось на судьбе Федора – подростка, ставшего свидетелем бесконечной жестокости и потерявшего рассудок. Но и в этих сложных фильмах содержатся базисные компоненты военного нарратива, который подразумевает, что советские люди беспредельно героичны, немцы бесчеловечны, а весь народ СССР перенес великие страдания.

Аргументация Шахназарова в пользу производства новых военных фильмов зиждилась на существующем нарративе. Как он заметил, для его поколения «не было двух мнений» о войне, потому что российский народ претерпел тяжелейшие испытания371.

Однако в процессе адаптации истории советской эпохи постсоветским обществом фильмы типа «Звезды» и те, что последовали за ним, разрушали эту мифологию по двум существенным направлениям. Во-первых, в новых фильмах не все советские граждане одинаково страдали. Фильмы нулевых нередко показывали советских управленцев, которые предоставляли право страдать простым гражданам. Во-вторых, постсоветское кино показывало немцев, которые однозначно расчеловечивались в советском кино, как людей, у которых тоже есть право на страдания во время войны. Как отметил Аннинский, «Штрафбат» стал зеркалом этой экранной ревизии – как реакция на, мягко выражаясь, сглаживание проблемы в советском кино. Условия новой России и беспокойство, которое вызывали новые нарративы, – потребность в нем почти двадцать лет отстаивал Аннинский – вызвала к жизни потрясающий каскад блокбастеров, арт-фильмов, коммерчески успешных и высоко оцененных произведений о войне. Эти фильмы модифицировали советскую военную мифологию, многие – достаточно радикально. Истории об оккупации, о сталинских репрессиях и о симпатичных немцах не имели места в советском мифе о войне – а именно они сформировали базис постсоветских сюжетов372.