Бурное обсуждение проиллюстрировало популярность фильма среди православных верующих, но кроме того, всем хотелось докопаться до заключенных в нем смыслов. Отсюда вопросы о том, есть ли сходство между «Островом» и «Страстями Христовыми». (Лунгин фильм Гибсона не смотрел.) О прошлом он или о настоящем? Каково его духовное послание? А как можно рассматривать то, что фильм должен был заработать деньги и сопровождался маркетинговыми стратегиями? На все это и многое другое отвечали Лунгин, Вигилянский и Козлов.
Примерно в таком же ключе проходили и другие дискуссии о смыслах фильма. Они особенно сильно разгорелись после того, как на вручении ему «Золотого орла» Мамонов произнес речь, в которой назвал свою прошлую популярность «идолопоклонством» и призвал «русских девчонок» не делать абортов, чтобы не убивать миллионы «будущих Суворовых и Пушкиных».
Мамонов также предрек, что в скором времени русские начнут говорить по-китайски. А когда его спросили, кто бы мог решить эти проблемы (может быть, Путин?), ответил: «Путин хлюпенький; он офицер разведки – что он собирается делать? Это мы сами должны решать». А пока что дело идет к тому, чтобы мы заговорили по-китайски. Но у них нет Бога… Многие восприняли эту речь как проповедь и доказательство того, что и «Остров» – проповедь511
.Оппоненты увидели агрессивную патриотическую акцию в том, что провинциальные церковнослужители призывали свою паству смотреть фильм. Один из наиболее критично настроенных обозревателей Марк Липовецкий цитировал фрагменты из репортажа НТВ и рецензии на сайте «Православие.ру» в доказательство авторитаризма, возобладавшего в современной России. В его представлении сам стиль этого авторитарного благословения напоминает программные статьи в газете «Правда» 1970‐х – времени действия «Острова». В этом контексте первый показ «Острова» в присутствии духовенства, показ под аккомпанемент молитв, выглядит как ремейк «всесоюзной премьеры» новейшего пропагандистского фильма в Советском Союзе512
. Липовецкий пришел к выводу, что фильм служит подспорьем для нового патриотизма, в котором, очевидно, благочестие играет ту роль, которую играл в советские времена партийный билет. В качестве поддержки своего мнения он цитирует Михаила Рыклина, автора книги «Свастика, крест, звезда» (2006). Рыклин писал, что самые ярые защитники Советов преобразились в страстных сторонников русского православного фундаментализма. Таким образом, репрессия изменила свой вектор, но не структуру. А если точнее, вектор сменил атеистическое направление на религиозное, чтобы соответствовать самому праву на репрессию513. Липовецкий заключил, что смысл фильма неотделим от современного культурного контекста, в котором риторика русского православия играет репрессивную роль. Новый фильм Лунгина оправдывает эту репрессию, порождаемую русским православием, решительным образом удаляя эту проблему из поля зрения, делая ее не только незначительной, но даже лишенной упоминаний514.Трактовка Липовецкого характерна для оппонентов фильма, тоже усмотревших месседж фильма как часть официальной церковной кампании. Михаил Ямпольский в прениях по докладам на киносимпозиуме в Питтсбурге увидел в фильме «генерализацию вины». Государство хочет каждого видеть виноватым, даже в отсутствие преступлений, потому что единственный способ заслужить прощение – быть виноватым515
.Православная верующая Евгения Власова в «Ежедневном журнале» раскритиковала «Остров» как «слабый, лубочный фильм о христианстве, который приняли те, кто понятия о христианстве не имеет». Она сочла, что темы «культа старца», а также «святости и юродства» поданы как в дешевых брошюрках России XIX века с использованием «творящего чудеса православия» и, вероятно, предназначены для потребления за рубежом, потому что там судят о России, глядя в телевизор на девушек, пляшущих в кокошниках. Тем не менее Власова заключает:
хорошо, что этот фильм появился. Хорошо, что сегодняшний зритель готов пойти не только на «Волкодава» и «Ночной дозор», и что он способен видеть на экране серьезные темы и живо на них реагировать516
.